Русская Жизнь 27.08.08. Родина

Первое серьезное испытание выпало на долю благословенного места в годы сталинских репрессий. Существует карта кооператива, на которой черным цветом вымараны участки репрессированных – это треть (!) поселка. Самая чудовищная история произошла с большевиком Серебряковым. Вышинскому настолько приглянулся участок Леонида Петровича на берегу реки, что он посадил владельца и ровно на следующий день забрал дачу себе. Для соседей Вышинского – Лидовых – эта история, напротив, оказалась спасительной. Когда репрессии коснулись их семьи, Вышинский, по-соседски, приказал: дачу не трогать. Эта информация шла настолько вразрез с общей идеологической установкой на Вышинского-палача, что в книгу не попала. Меж тем дачные истории – это всегда торжество компромиссов и полутонов. Даже и совершеннейших чудовищ дача может сделать человечнее. А некоторые глубоко порядочные люди именно в дачном быту проявляют себя как самые отъявленные свиньи.

Вообще «Наша Николина Гора» – это, в первую очередь, рассказ о человеке во всей его красоте и неприглядности. Николина Гора – мистическое место, по которому проходил и проходит незримый водораздел между «хорошо» и «плохо». Кто по какую сторону баррикад, иногда было вполне очевидно. Многие, скажем, отказывались вступать в члены кооператива на «вымаранные» участки – а многие ведь соглашались. Сейчас, когда кооператив раскололся на два неравных лагеря в споре о том, стоит ли вырубать остатки девственного леса, многие делают вид, что эта граница не столь понятна. Что ж, это вполне в никологорских традициях.

Следующей проверкой на прочность для поселка стала война. Немцы были совсем рядом с Николиной Горой, во многих домах были организованы походные госпитали. Пока одни хозяева занимались спасением от сожжения буфета ценных пород, другие носили раненым воду и учились перебинтовывать раны. Война пощадила чудесное место. Все дачи уцелели, на участке Михалковых появилась Могила неизвестного солдата, существующая и поныне. Жизнь входила в привычное русло, в кооперативе работали детские группы, на общественной веранде играл Рихтер, читал стихи Безыменский.

Те, кто хочет, но не может поселиться на Николиной, найдут в книге мощный позитивный заряд. Попасть на Николину было сложно всегда. Выдающиеся деятели науки и культуры десятилетиями ждали очереди на вступление в кооператив, снимая закутки у своих более удачливых друзей. На даче Кравченко одновременно жили Прокофьевы и Мясищевы. Мясковский квартировал на даче Ламма. Сдавал комнаты академик Кобленц. Маленький домик в глубине участка для тех же целей выстроили Островитяновы. Дамиры, Бахи, Качаловы – пожалуй, только Михалковы никогда ничего никому не сдавали. В книге собраны свидетельства не только тех, кто владел дачами на Николиной, – но и тех, кто любил это место и был, что называется, «вечным съемщиком». Это широкий жест со стороны правления кооператива по отношению к людям, за счет которых всегда жили никологорские хозяева.

И тут мы подходим к грустной теме – концу Николиной Горы, который, по мнению большинства авторов книги, даже настроенных оптимистично, уже состоялся. Анемоны вытоптаны. Сосны срублены. Заборы-уроды возведены и покрыты колючей проволокой. Проспект Шмидта из тихого проселка превратился в вонючую магистраль. Берег Москвы-реки усижен гастарбайтерами с их первобытными представлениями о гигиене. Масловский лес застроен. На месте «окон» – чудесных аксиньинских болот – ведут личное подсобное хозяйство члены садового товарищества «Конник». Из последних сил «министр культуры Николиной Горы» Наталья Васильевна Фельдт (между прочим, ученица композитора Старокадмского, тоже никологорца) организует концерты на знаменитой веранде – но и на них, я тому свидетель, теперь хлопают между частями. В общем, мрак.

Одна из особенностей никологорского характера состоит в том, чтобы происхождение всех неприятностей списывать на «превосходящие силы противника» – и никогда не замечать собственного в них участия. Коллективный враг всех никологорцев – «новые русские», даже сейчас, когда их почти не стало. Враги – везде. В администрации. Среди соседей. В проезжающих мимо иномарках. В газетах. В журналах. На ТВ.

Меж тем никто не причинил Николиной Горе столько зла, сколько сами никологорцы. Еще один автор из семидесятых заметил, что вынужден был «дуть с горы», потому что хозяина арендуемого им домика «охватила строительная лихорадка». На некоторых никологорских участках по шесть-семь домов – и это не считая сараев, которые в теплое время года тоже идут в арендное дело.