Русская Жизнь 3 декабря 2008 года. Неудачник

И вот, сочиняя концепцию этого фантастического издания, мы столкнулись с настоящей терминологической проблемой: в России более, чем где-либо, отчетлива пропасть между лузером и аутсайдером. Отечественная литература отследила ее раньше, чем философия и социология: все российские неудачники четко подразделяются на два отряда: тех, кто играет и проигрывает, и тех, кто воздерживается от игры. Первые очень любят упрекать вторых в лузерстве, но это только для того, чтобы им самим было не так одиноко проигрывать. Для сравнения: сквозной персонаж Зощенко – явный и беспримесный лузер. Он беспрестанно стремится к социализации, к жалкому жизнеустройству, хотя бы посредством козы, к завоеванию копеечного уважения копеечных соседей или сослуживцев, – одним словом, очень много суетится с ничтожным результатом. Именно поэтому он так много разговаривает, забалтывая внутреннюю свою бездну. А герой Вагинова – аутсайдер. Он коллекционирует ненужные, но любопытные вещи, беседует с падшими, но любопытными людьми, сочиняет непубликабельные, но любопытные повести. По материальному своему статусу они с героем Зощенко примерно равны, и более того – могут соседствовать в одной коммуналке (которая раньше принадлежала целиком семье вагиновского героя, а зощенковский герой приходил туда в качестве маляра). Но внутренний статус у них разный, и если зощенковский герой обречен, то вагиновский в своем условном мире, никому особенно не нужном, может выжить. Он словно проваливается в норку, которую сам себе вырыл. Важное правило жизни: тоталитарный социум ненавидит тех, кто пытается в него встроиться, боится и терзает тех, кто с ним борется, но не всегда может догнать и ущучить тех, кто умудряется существовать параллельно; как гласит первое правило борца с игроманией, единственный способ выиграть – это не играть. Дело в том, что советский – да и постсоветский – социум играет без правил. Ему можно все, тебе – ничего. Если он предлагает тебе сделать карьеру, построить бизнес, на худой конец влезть в ярмо ипотеки, будь уверен – тебя поимеют. Всякая российская успешность – в силу довольно быстрой смены исторических парадигм – сводится к попаданию на «Титаник», и разница между так называемыми виннерами и лузерами всего лишь в том, что виннеры поплывут в первом классе, а лузеры в третьем. Но аутсайдер на «Титаник» не стремится: он просто сидит на берегу реки и ждет, пока этот «Титаник» поплывет мимо.

Рассказываю, почему так происходит. В силу разных причин… а впрочем, почему бы сейчас не объяснить эти причины? Мне кажется, одна из важных миссий России в мире – демонстрация глупости, обреченности, изначальной онтологической неправильности всех чужих способов жизни: мы словно нарочно пародируем их, чтобы по контрасту сделалась очевиднее тайная правильность нашего собственного образа действий. Русская жизнь – как и одноименный журнал – являет собой сложный конгломерат неочевидных и тонких методик: тут и горизонтальная солидарность, и множество общественных договоров, и лазейки в законах, и умение предаваться ненужным на первый взгляд занятиям, и особая национальная форма лени, являющаяся в действительности лишь способом воздержания от ненужной и губительной суеты. Русская жизнь может казаться абсурдной, полной ненужных ограничений и предрассудков – как система индийского общества с точки зрения британца; но британец пусть живет в Британии, а из Индии его рано или поздно попросят. Разумеется, индус может надеть британский смокинг, и он даже будет прилично на нем сидеть, – но, думается, нет лучшего способа доказать абсурдность и комичность смокинга. Так и Россия, примеряющая периодически то французское просвещение, то немецкую деловитость, то американскую изворотливость, то всемирную космополитическую революционность, – и все для того, чтобы довести это до абсурда и тем скомпрометировать окончательно. Любой, кто стремится к внешнему успеху, участвует в этом пародийном спектакле и завоевывает в результате пародийную шоколадную медаль, орден Сутулова на спину, публичное разоблачение и хорошо, если не ссылку. Истинный российский успех делается на других аренах, и главная заслуга тут – неучастие. Аутсайдера могут травить и гнобить, но, в конце концов, он посмеется последним.

Это хорошо понял блестящий российский режиссер Овчаров в своем недавнем «Саде» – вольной экранизации последней чеховской комедии. Он взял всех смешных, жалких и обреченных персонажей пьесы – от Гаева до Трофимова – и сделал их благородными красавцами. А всех деловитых и успешных – собственно, только одного, потому что не лакея же Яшу считать таковым, – вывел карикатурно, наделив массой комических, гротескных черт. Всего-то и понадобилось – добавить финальный титр «Шел 1904 год». И теперь смотрите, что получается. Если бы не опыт Акунина с «Чайкой», – по-моему, упрощенный, – имело бы смысл написать пятый акт «Вишневого сада», из которого все стало бы понятно. Думаю, возможны три варианта.