Читаем Русская жизнь-цитаты-ноябрь 2019 полностью

ребята у вас в штабе могут заниматься хоть чем-то, почему не разбегаются, это же так опасно»? Опасно. Уголовные дела, обыски, аресты... Но все ведь познается в сравнении. Да, работать в штабе Навального или в ФБК — опасно. Но есть виды деятельности в России много опаснее. Например, быть чиновником. Вероятность закончить свои дни в тюрьме — в разы выше, чем у сотрудника штаба Навального. Уголовное дело, обыск, арест — абсолютно реальная перспектива для абсолютно любого российского чиновника. Украл ты или не украл, хорошо ты работал или плохо — чуть ты не на ту сторону встал в каких-то разборках вокруг постоянно сокращающегося пирога, и привет. Речь идет про тысячи, если не десятки тысяч уголовных дел, со сроками часто по 10 и по 15 лет. Есть города в России, где несколько мэров подряд становились фигурантами уголовного дела: посадили одного, назначили другого, а потом того тоже посадили рядышком... Если посмотреть биографию «усредненного» российского чиновника — посадка случается не реже, чем выход на пенсию. А смерть на посту — не реже, чем посадка. Потому что жизнь в ожидании посадки тяжела, снимают стресс как могут, бухают в основном, и нечасто достигают пенсионного возраста. (И нет людей, которые больше и громче в курилках и банях костерят Путина лично и власть в стране в целом, чем эти затюканные чиновники среднего звена, развалившиеся запуганные человеческие руины в свои 55 лет). Например быть бизнесменом. Вероятность закончить свои дни в тюрьме — в разы выше, чем у сотрудника штаба Навального. Далее тоже по тексту, почти то же, как и у чиновника, только еще и не украсть ничего. Чуть больше вероятность спастись за границей, чуть меньше вероятность выкрутиться после возбуждения дела, но в целом где-то по шансам так на так.

за нынешними поколениями говорящих и

мыслящих по-русски людей все еще тянется - как танкер за буксиром - не осмысленный советский опыт несвободы, идеологического диктата, насилия над разумом. Эту несвободу многие хотят возвести в перл создания. Речевое насилие по-прежнему - господствующая форма высказывания. Как от нее защититься, я не знаю. Думаю, что свободное обсуждение больных общественных вопросов - без поиска врага - важнейшая предпосылка для такой защиты.

Политические процессы выращивают для себя

и под себя соответствующий язык. Например, бешеный всплеск злобы, ксенофобии, вселенской обиды на всех и вся - это следствие глубокого разлада между тем, что люди видят вокруг себя, и тем, что им сообщает об этом пропаганда. Все, например, 'вечера с Владимиром Соловьевым', многочисленные теледебаты с участием массовки и манипуляцией голосами - это индустрия производства ненависти. И вот многие, надышавшись этого эфира, просто транслируют вовне ненависть, которую испытывают к себе самим за то, что так дали себя провести. В позднем СССР именно этот разлад привел к полнейшей апатии населения при кончине Союза.

Язык ненависти заливает средства массовой

информации, оглупляет людей, выращивает из их эмоций скрепы коллективной обиды. Вот и получается, что критическое высказывание о негодности и опасности такого их языка люди принимают за оскорбление их самих в лучших чувствах. Человек с тяжким недугом иногда нападает на санитара или доктора. Человек, даже не сумевший правильно прочитать довольно простое предложение, начинает защищать от меня язык Пушкина и Чехова.

никакого «народного единства» в России не существует.

никакого «народного единства» в России не существует. И создавать на основе событий четырехвековой давности это единство между воинством Золотова и избитыми горожанами, а также между протестующими Шиесаи мусорным королем Чайкой-младшим— дело совершенно безнадежное, а любая попытка его реализовать вызовет только раздражение. Тем более что протесты в основном подавлены, угрозы власти в данный момент нет. Так что лучше дать туземцам просто отдохнуть

«неправильные» результаты выборов оставят его муниципалитет без средств

Перейти на страницу:

Похожие книги

Захваченные территории СССР под контролем нацистов. Оккупационная политика Третьего рейха 1941–1945
Захваченные территории СССР под контролем нацистов. Оккупационная политика Третьего рейха 1941–1945

Американский историк, политолог, специалист по России и Восточной Европе профессор Даллин реконструирует историю немецкой оккупации советских территорий во время Второй мировой войны. Свое исследование он начинает с изучения исторических условий немецкого вторжения в СССР в 1941 году, мотивации нацистского руководства в первые месяцы войны и организации оккупационного правительства. Затем автор анализирует долгосрочные цели Германии на оккупированных территориях – включая национальный вопрос – и их реализацию на Украине, в Белоруссии, Прибалтике, на Кавказе, в Крыму и собственно в России. Особое внимание в исследовании уделяется немецкому подходу к организации сельского хозяйства и промышленности, отношению к военнопленным, принудительно мобилизованным работникам и коллаборационистам, а также вопросам культуры, образованию и религии. Заключительная часть посвящена германской политике, пропаганде и использованию перебежчиков и заканчивается очерком экспериментов «политической войны» в 1944–1945 гг. Повествование сопровождается подробными картами и схемами.

Александр Даллин

Военное дело / Публицистика / Документальное
Дальний остров
Дальний остров

Джонатан Франзен — популярный американский писатель, автор многочисленных книг и эссе. Его роман «Поправки» (2001) имел невероятный успех и завоевал национальную литературную премию «National Book Award» и награду «James Tait Black Memorial Prize». В 2002 году Франзен номинировался на Пулитцеровскую премию. Второй бестселлер Франзена «Свобода» (2011) критики почти единогласно провозгласили первым большим романом XXI века, достойным ответом литературы на вызов 11 сентября и возвращением надежды на то, что жанр романа не умер. Значительное место в творчестве писателя занимают также эссе и мемуары. В книге «Дальний остров» представлены очерки, опубликованные Франзеном в период 2002–2011 гг. Эти тексты — своего рода апология чтения, размышления автора о месте литературы среди ценностей современного общества, а также яркие воспоминания детства и юности.

Джонатан Франзен

Публицистика / Критика / Документальное