Однако искусственность такой конструкции оборачивается ее ненадежностью. История с пенсиями если не развернула оптику зрения вовнутрь, то многое для этого сделала. Сейчас трудно сказать, насколько все здесь необратимо, но проблема обозначена. Все чаще приходится слышать, что власть воюет и бряцает, шикует и дружит… на деньги пенсионеров. Если тренд сохранится, ситуация будет усугубляться. В долгоиграющей политике слом настроения важнее отдельных событий. Социально ощутимых улучшений в экономике ждать нет оснований. Трудно также рассчитывать на сдвиги в системе перераспределения в сторону большей справедливости.
Внешнеполитическая символика «успехов» оплачивается непропорциональными социально-экономическими потерями внутри страны, требующими, в свою очередь, новых триумфов вовне, чреватых новыми санкциями, потерями и т.п. Ситуация начинает походить на замкнутый контур с неправильной обратной связью, проще говоря, на политическую «пирамиду».
Рейтинг Путина обвалился ниже 50%, а готовность участвовать в протестах против реформы, наоборот, превысила 50% (что почти нереально). Это более общий тренд: число испытывающих недовольство или возмущение действиями властей (53%) впервые превысило число в целом или со всем согласных (43%).
Неудивительно, что рейтинг «ЕР» упал до 34%, не гарантирующих даже простого большинства, но одновременно резко понизились рейтинги Шойгу (с 31 до 19%) и Лаврова (с 25 до 14%), к пенсиям никакого отношения не имеющих.
Когда задевают за живое — и так адресно и конкретно! — люди начинают увязывать политику внешних торжеств, триумфов и побед с экономикой приватного и коллективного выживания в сравнительно пожилом возрасте и в состоянии, близком к нетрудоспособному. Общество умозрительно стареет в индивидуальной прогностике, но одновременно становится взрослее и мудрее. Инфантилизм изживается бедствиями, хотя бы пока только гипотетическими.
Роскошества власти, приватные и знаковые, не вызывают такого раздражения, пока государство не объявляет назревший дефолт по пенсиям и едва ли не социальное банкротство. Точно так же люди не понимают реальной налоговой нагрузки, пока налоги за них (но из их кармана) платит работодатель, а не они сами. В истории с пенсиями все оказывается вполне считаемым и обозримым и начинает прямо соотноситься с расходами государства на символические и внешнеполитические роскошества. В результате то, что отвлекало и примиряло, становится едва ли не главным раздражителем. Одновременно происходит втягивание первого лица в социально-экономическую политику из тефлоновой роли геополитического гения, отвечающего за «колени», но не за «животы», за капитал более символический, чем социальный. Его мнимая непричастность и манера являться как Deus ex machina начинает разгадываться и раздражать. Все знают расстояние от любви до неприятия, но редко думают о том, как мало надо точечных разочарований, чтобы политический тефлон начал осыпаться.
https://www.novayagazeta.ru/articles/2018/09/19/77881-pered-grozoy
Алексей Чадаев:”Главная причина приморской политической катастрофы — не в ошибках кадровой политики, не в косорукости технологов (местных и легионеров), не в пенсионной реформе и даже не в извечном (особенно на административных кампаниях) воровстве и раздолбайстве. Все эти факторы имели место быть, но роль их всего лишь в том, что они не позволили в ходе кампании исправить ситуацию, которая уже на старте была изначально плохой.
А вот в том, почему она была плохой, есть более фундаментальные причины.
Главная из них — растущие разрывы между тремя этими уровнями: стратегическим, корпоративным и рыночным. На первом Верховный решает глобальные геополитические задачи; на втором корпорации бьются за подряды, бюджеты и потоки; на третьем бизнес и население «крутится» и выживает-как-умеет. И все эти три процесса находятся в жёсткой рассинхронизации друг с другом.
Разрыв между первым и вторым — в том, что корпорации постоянно оказываются в зазоре растущих геополитических рисков. Самый яркий пример — тот же Сбер, который не работает в Крыму и не может избавиться от токсичных украинских активов. Применительно к Приморью — проекты развития ложатся обременениями на их бюджеты, в качестве компенсации они в порядке расторговки отгрызают себе те или иные привилегии на территории, а это, в свою очередь, оставляет за бортом местных.
Разрыв между вторым и третьим — в том, что наиболее экономически и политически активные группы населения на территориях, где реализуются проекты развития, не только не оказываются их бенефициарами, но наоборот — в числе пострадавших. А потому — становятся их естественной оппозицией. Это не только про бизнес: представляю, какими глазами профессура, скажем, Морского университета имени Невельского смотрит на новёхонькие кампусы ДВФУ.