Они были знакомы и почти дружны давно — больше десяти лет. Бойко приехал тогда простым корреспондентом журнала «Российский Север» за материалом, а Валентина Петровна работала в администрации района, на той же должности, что и теперь — начальником службы по связям с общественностью. Вместе несколько дней мотались на «уазике» по району, побывали на стойбище манси (сохранялось оно в большей степени как реликвия, музейный экспонат, — уже давным-давно обитал этот народец много севернее, в других районах округа), объездили трассовые поселки газовиков, нефтяные вахты, леспромхозы, зверофермы… С тех пор Юрий Вадимович чуть ли не каждый год прилетал сюда. Во многом благодаря Валентине Петровне «Российский Север» и «Обьгаз» сдружились: журнал публиковал материалы о компании, о её работниках, а компания помогала журналу выходить в свет…
— Поздравляю с повышением! От всего сердца поздравляю! — сказала Валентина Петровна, оглядывая Бойко, привыкая к изменениям в его облике, произошедшим за время, пока не виделись.
— Спасибо, конечно… но это же, так скать, палка о двух концах… Зарплата на десятку выше, а головной боли — того и гляди, так скать, обширный инфаркт…
— Ничего, ничего, Юрий Вадимыч, с вашей энергией…
С прошлого лета, когда Бойко побывал у них последний раз, он заметно раздобрел, приобрёл начальницкую осанку; вместо громоздких очков школьного отличника на его лице теперь красовались современные, в тонкой серебристой оправе; из-под новой куртки-пропитки с пышным воротником выглядывал тёмный пиджак, на брюшко спускался бордовый галстук. На плече висела всегдашняя — что-то между спортивной и футляром для ноутбука — чёрная сумка.
— Ну, вот мы, так скать, и прибыли! — отобнимашись, отздоровавшись, сообщил Бойко и, повернувшись боком к Валентине Петровне, обвёл рукой прибывшую с ним делегацию. — Все, так скать, налицо. Никого не потерял.
— Да уж вижу, вижу!
— Прошу любить и жаловать, — продолжал Юрий Вадимович, обращаясь уже к москвичам, — наш, не люблю этого слова, куратор — Валентина Петровна Рындина.
— Да, это я. Здравствуйте!.. Что ж, садитесь в автобус, пожалуйста. Ближе познакомимся, с вашего позволения, за завтраком. Очень плотный сегодня день.
— Конечно… да-да… — закивали гости.
Одни тут же стали забираться в салон, другие спешно докуривали. Геннадий, судя по глазам, был озабочен — как всех разместить. Вроде бы сидений хватает, но вот вещи… Пачки с книгами, футляр-ящик звукорежиссёра, баул певицы, чемоданы поэта и фольклориста…
«Прокольчик! — тут же укорила себя Валентина Петровна. — Нужно было “Газель” брать, не шиковать с этой “Тойотой”!..»
И машинально выхватив взглядом две-три фигуры, определила: «Этих бы можно было не приглашать…»
Вообще, она слегка обиделась на Юрия Вадимовича за подбор делегации — он расписывал ей по телефону, какие это известные люди: умница-профессор, живой классик-поэт, молодой модный прозаик, стремительно набирающая популярность певица!.. «И практически все — первоклассные говоруны, публике не дадут закиснуть!» Но теперь, вживе, они оказались как на подбор невзрачны, сероваты. Будто подкисшие.
Особенно не понравился ей самый пожилой — наверное, тот самый профессор-литературовед, о котором Юрий Вадимович говорил, что родом тоже откуда-то с Севера, чуть ли не крупнейший сейчас знаток поэзии двадцатых-тридцатых годов. А выглядит, прости господи, как бичара какой-то: полтора метра с кепкой, худой, кривоплечий, курит в кулак, кепка засаленная, хоть щи вари. Портфель морщинистый, ручка скотчем обмотана… Или этот — этого она сразу узнала — народный артист России, сыграл ролей двести в кино, у Тарковского даже снимался, но сейчас, увидев его, его сутуловатую фигуру, испитое лицо, тонкие синеватые губы, седоватый ежик волос, Валентина Петровна вспомнила только один фильм с его участием, где он играл шофера-камазника, любящего остограммиться после работы и матернуться.
Певица её тоже разочаровала. Валентина Петровна раз-другой натыкалась на неё по телевизору, там она была симпатичной, длинноногой, сочной такой, с пышными волосами, а теперь вот стоял перед нею воробьишка какой-то, а не артистка. Лицо всё в мелких синеватых жилочках, глаза тусклые…
Сразу, с первого взгляда, ей понравился только поэт — «живой классик». Он был действительно известный, даже вроде бы недавно включенный в школьную программу. Метра два ростом, крепкий, подтянутый, лицо с волевым подбородком. Одет в добротное пальто и песцовую шапку, на ногах зимние сапоги. Видно, знал, куда ехал — не в Сочи загорать.
Оглядевшись, поэт восторженно пробасил:
— Красотищ-ща! Сосны-то, а! — И согнувшись чуть не пополам, полез в маленькую, похожую на яхточку, «Тойоту».