Русские адмиралы — герои Синопа

Так как начало декабря было отмечено празднествами по поводу синопской победы и заметной угрозы не было, 10 декабря отменили предложение Нахимова погасить маяки и убрать вехи; отрицательно отнеслись и к его мнению поставить корабли восточнее, у Николаевской батареи. Однако с 15 декабря пароходы «Громоносец» и «Дунай» по очереди начали дежурить у входа на рейд, против Константиновской батареи⁶⁷³.

14 декабря к Нахимову пришел полковник Сколков с письмом Императора и повелением сказать, что царь жалеет, что еще не был знаком с моряком, но надеется познакомиться ближе, что обрадовало Нахимова. Корнилову же Николай I поручил передать, чтобы тот лично не ходил на пароходах в бой, ибо нужен для более важных дел. Зашедший с поздравлением Меншиков сообщил, что царь пожаловал по 100 рублей серебром тяжелораненым, и поручил распределение этих денег Нахимову¹.

20 декабря нижним чинам в казармах и на кораблях раздавали Георгиевские кресты. По приказу Нахимова сами матросы выдвинули самых храбрых и достойных, затем из их числа исключили штрафованных, а среди оставшихся бросили жребий, ибо 250 знаков оказалось недостаточно на всех отличившихся. Перед строем зачитали приказ, список выбранных командой достойных, список награжденных, на которых выпал жребий, и указали тех, кто за недостатком крестов остался без наград. После освящения наград устроили в командах пир для награжденных. Нахимов на квартире дал обед избранным. Он заявил, что новые георгиевские кавалеры должны служить примером для товарищей, которые заслужат награды в следующем сражении. Его слова восхитили матросов^{674 675}.

Тем временем события стремительно развивались. Нахимов считал неуместной попытку контр-адмирала Н.М. Вукотича выманить из Тра-пезунда стоявшие там два парохода и два фрегата⁶⁷⁶. Он понимал, что не следует давать лишних поводов объявить Россию агрессором. Знал он также, что события не замедлят, и был прав. Из Парижа стало известно, что командующий французской эскадрой в Константинополе получил инструкцию войти на Черное море только в случае высадки русских войск между Босфором и Варной, и то после совещания с посланником⁶⁷⁷. Но 21 декабря стало известно, что в Константинополе произошла резня и европейцы перебрались на суда союзной эскадры⁶⁷⁸. А 25 декабря у Севастополя появился английский пароходофрегат «Retribution». Так как к порту его не допустили, на шлюпке были переданы письма⁶⁷⁹. Фактически целью визита являлась разведка. А.С. Меншикова этот случай встревожил. Он не разрешил переставить корабли в соответствии с планом Нахимова, но принял,- наконец, некоторые предложенные вицеадмиралом меры. На укрепления Северной стороны направили моряков со стоящих в гавани кораблей, установили бон поперек бухты между фортами 8 и I¹. Бон должен был заменить импровизированное заграждение из цепей, связывающих три корабля, стоявшие у входа на рейд; работу эту поручили Нахимову^{680 681}. К концу декабря установили уже пять звеньев бона из старых мачт, шла усиленная постройка укреплений на суше⁶⁸².

25 декабря выслали в море пароход «Крым», чтобы выяснить, нет ли неприятельских судов за мысом Херсонес; тот возвратился 26-го числа, ничего не обнаружив. Однако весь день 27 декабря у входа на рейд виднелся купеческий бриг, явно оставленный союзниками для наблюдения⁶⁸³.

С 27 декабря на время болезни Нахимова эскадра на рейде стояла под флагом Корнилова. В тот же день стало известно, что 18 кораблей и 13 больших пароходов союзников вступили на Черное море⁶⁸⁴. 29 декабря Меншиков назначил Нахимова командовать судами для обороны рейда; вице-адмиралу М.Н. Станюковичу поручили защиту Южной стороны, а В.А. Корнилову — оборону гавани⁶⁸⁵. 2 января 1854 года после выздоровления Нахимов принял командование⁶⁸⁶. 6 января под наблюдение Нахимова поступили также береговые батареи, укомплектованные моряками и прикрывающие эскадру⁶⁸⁷.

Состояние флота оказалось неважное. В.А. Корнилов 3 января 1854 года писал брату Александру: «...Наша севастопольская жизнь в настоящее время неотрадна. Флот весь в сборе и даже в Новый год нас порадовало прибытие отряда с восточного берега, где осталось теперь два фрегата и два корвета под командой лихого черногорца адмирала Ву-котича, который даром не отдастся хоть какой силе. Укрепления приводятся в порядок, так что если какой сумасшедший вздумает покуситься разорить наш Черноморский притон, то вряд ли выйдет с барышом, но все-таки как-то неловко находиться в осадном положении, разыгрывая роль генерала Шале не по русскому характеру, а нельзя и думать о другой роли в случае выхода соединенных эскадр. Корабли наши покуда не в полной готовности. Герои Синопа потребовали мачт новых и других важных рангоутных дерев, а старики надорваны усиленным крейсерством в глубокую осень и нуждаются в капитальных исправлениях; меры берем, но нелегко исправить без адмиралтейства и без запасов...»¹