Русские банды Нью-Йорка

— Пока будем считать, что дело не касается профсоюза. Пока это только частный интерес. Итак, прошло пять лет. Вчера агенты схватили на Бродвее одного парня. Называли его Черным Испанцем, действовали грубо, и им помогала полиция. Мне надо знать все об этом случае, и как можно скорее. Где он сидит, в чем его обвиняют, кто ведет его дело. И самое главное — кто он такой. Это первое. Второй вопрос звучит так: сколько будет стоить его свобода?

Сол Глейзер вальяжно провел рукой в воздухе, словно отводя занавес:

— Это не вопрос. Это загадка. Ты, Билли, уже знаешь правильный ответ. Ты уже отложил на это дело какую-то сумму. И теперь хочешь, чтобы мы ее угадали. Если скажем больше — ты будешь недоволен. Скажем меньше — подумаешь, что мы ничего не смыслим. Переходи лучше к третьему вопросу.

Ему больше не о чем было с ними говорить. Но адвокаты не поняли бы его, если б вся их встреча свелась к обсуждению частного интереса. В конце концов, они — не его личные юристы. Работают на профсоюз, пусть и негласно. Значит, разговор придется завершить какой-то серьезной темой. И тут он вспомнил Андрея…

— Третий вопрос, наверно, не по вашей части. Вы же юристы, а не медики. Что такое кокаин? Кокаиновые таблетки от зубной боли? Кто этим промышляет? Насколько законным считается такой бизнес?

— Нас уже пытал на эту тему инспектор Салливан, — сказал Бен. — Мы копаем в этом направлении. Еще две-три недели, и вы получите исчерпывающее заключение.

— Спасибо, господа, — Илья пожал руки обоим. — Спокойной ночи.

— И все-таки, Билли, — укоризненно сказал Сол Глейзер, — разве нельзя было отложить эту встречу до утра?

— Нет. Теперь у вас впереди целая ночь. Вам есть над чем подумать. А утром вы будете готовы действовать.

— Итак, — подвел итог Бен. — Пинкертоны, Черный Испанец, кокаин. Не вижу пока никакой связи. Но чувствую, что она должна быть. Да, есть над чем подумать. А ты говоришь — «спокойной ночи»…

35. Застенки Пинкертона

Почему-то Кириллу всегда казалось, что Уильям Смайзерс — толстяк в распахнутом фраке, в цилиндре и с сигарой в зубах, восседающий на мешке с золотыми монетами.

А оказалось, что Смайзерс — сгорбленный старикашка, с седой паклей вокруг лысины, в дешевом сером костюме, в котором он, как видно, щеголял еще до Гражданской войны…

— Что ты меня разглядываешь? — проскрипел Смайзерс. — Констебль, прикажите ему отвернуться! Пусть смотрит под ноги и отвечает на вопросы! Чего он молчит!

— Боюсь, сэр, это бесполезная трата времени, беседовать с ним, — сказал охранник в полицейском мундире, но без звезды или бляхи, или еще какого-нибудь значка, который выделяет блюстителей порядка из толпы простых смертных. — Он молчит уже третью неделю.

— Так найдите средство его разговорить! Кажется, я заплатил достаточно, чтоб вы могли сбегать в лавку и купить керосиновую лампу. Поджарьте ему пятки, и он заговорит!

— Успокойтесь, мистер Смайзерс, — сказал Уильямс. — Его молчание работает на нас. Если поначалу у меня и были определенные сомнения, то теперь я абсолютно уверен, что мы поймали ту самую птичку, какую ловили. А раз так, то нетрудно будет разыскать и гнездышко. Уведите.

Он кивнул охраннику, и тот дернул цепь, свисавшую с наручников Кирилла.

— Пошли, птичка.

Кирилл пригнулся, выходя из комнаты, и побрел по низкому сводчатому коридору, освещенному факелами. Кандалы на ногах гремели, распугивая крыс, и те жались к мокрым блестящим стенкам, но не убегали. Крысы тут были коренными жителями, а люди — понаехали.

«Наверно, это здание когда-то служило тюрьмой для восставших невольников. Вряд ли здесь держали белых, — думал Кирилл. — Белый бы тут сразу загнулся. Ну, может быть, сюда бросали пиратов или разбойников с большой дороги, людей закаленных и крепких, способных выдержать такие условия. Тех, кто привык жить под открытым небом, пить из лужи, терпеть голод и жажду, холод и зной. В общем, кто привык жить как скотина. То есть негров, или подонков вроде нас с Энди».

Он жалел, что исторические романы — не его жанр. Описание мрачных застенков заняло бы несколько страниц, но годилось только для сказок в духе Вальтер Скотта.

Да, если бы Теодор Грин писал исторические романы, Уильямс бы его не разыскал.

А сопоставить газетные публикации с сюжетами криминальных рассказов — до этого мог додуматься даже начинающий сыщик, и незачем Уильямсу хвастаться своим двадцатилетним стажем работы в бюро Пинкертона.

Да ему вообще нечем хвастаться — ведь он сам признал, что начал свой розыск с ошибки. Ему было поручено найти парня, который ограбил шхуну на Гудзоне и смылся на Запад. Уильямс потолкался среди пьяных матросов, краем уха услышал слово «шхуна» — и вышел на историю с «Амазонкой». Поговорил с Красавчиком и понял, что забрел не в ту степь.

Розыск гудзонского пирата продолжался ни шатко ни валко, а через год заказ был отменен, потому что заказчик, мистер Рой Сильвер, скончался от скоротечной и неизлечимой болезни сорок пятого калибра.