Русские баптисты и духовная революция (1905–1929 гг.)

Хотя закон о веротерпимости и Октябрьский манифест решительно поменяли условия, в которых жили и молились баптисты, тем не менее в результате Революции 1905 г. за Православной церковью сохранилась монополия во многих важных областях религиозной деятельности. Важнейшим в этом смысле было право проповеди и публичного обращения. Статья 90 Уголовного кодекса по-прежнему карала заключением или арестом всякого, кто был уличен в попытках обратить православных людей в другую конфессию [Введенский 1912: 88]. Русские имели право покинуть Православную церковь, однако продолжала считаться преступлением вербовка в свою новую веру. Для баптистов, следовавших лозунгу Иоганна Онкена «каждый баптист – миссионер», это ограничение казалось несовместимым со свободой совести, которую провозглашал Октябрьский манифест. Ведь вся организационная деятельность евангеликов была подчинена цели обращения других.

Хотя были отменены законы, запрещавшие становиться баптистом и организовывать молитвенные собрания, новый религиозный статус конфессии оставался неясным. Основные юридические вопросы по этому поводу были собраны в докладе Кушнерова в начале 1907 г. Кое-где на местах чиновники отказывались прекращать дела против верующих, которые обвинялись в обращении православных ранее апреля 1905 г., якобы ожидая выхода нового уголовного кодекса, который должен прояснить статус подобных дел. Кушнерову было известно о нескольких случаях, когда баптисты подавали жалобу на имя губернатора, что сельское начальство разгоняло евангелические собрания, однако никаких мер не принималось. Верующие также сталкивались с затруднениями, когда отказывались платить налог на содержание местного православного прихода. Другой распространенной проблемой стали споры о том, можно ли баптистам пользоваться сельскими кладбищами. Наконец, поскольку государство не признавало существование евангелических церквей до 1905 г., браки, заключенные в них, не были зарегистрированы, а потому дети, которые родились в таких браках, считались незаконными [От брата 1907: 35–36][40].

Самым острым вопросом для русских баптистов в 1906–1907 годах был вопрос об исполнении указа от 17 октября 1906 г., который регулировал формирование староверческих и сектантских общин. В обмен на регистрацию пресвитеров и статистический надзор со стороны государства каждая община должна была получить законное право строить церкви, выбирать духовное и светское руководство и облагать членов десятиной [ПСЗРИ 1909: № 28424]; см. также [Robson 1995: 116]. Вскоре после обнародования указа Проханов написал в «Братский листок» подробную статью, где признавал, что положения нового закона представляли собой «большой шаг вперед по сравнению с положением старообрядцев и сектантов два года тому назад». Тем не менее, отметил он, по-прежнему сохранялась необходимость в существенной доработке, поскольку закон в большей степени предусматривал структуру организации, характерную для староверов, а не для сектантов-евангеликов, у которых был развит институт странствующих проповедников, а общины формировались по принципу обращения, а не принадлежности к этой религии родителей. Прежде чем указ 1906 г. был опубликован, евангельские христиане Петербурга и Союз баптистов подали в Совет министров петиции, в которых возражали против запрета миссионерства и обязательного одобрения кандидатур духовных лидеров государством [И. С. П. 1906: 12, 16–22].

В январе 1907 г. в Петербурге собрался съезд, чтобы сформулировать общий ответ евангелических объединений на закон о регистрации общин. Семьдесят представителей по крайней мере из семнадцати губерний, включая делегацию евангелических молокан, провозгласили о своей верности принципам свободы пропаганды и свободы от государственного вмешательства во внутренние дела общин[41].