Русские баптисты и духовная революция (1905–1929 гг.)

К 1908 г., когда революционные чаяния стали спадать, а православные уже два года наблюдали за всплеском сектантской деятельности, миссия наконец стала вставать на ноги. Состоялось несколько съездов на местном и общероссийском уровне. Дебаты велись о том, каковы юридические последствия новых прав для сектантов и какие стратегии надо применять, чтобы справиться с новоявленными соперниками православия. В Петербурге в 1908 и 1909 годах прошло несколько собраний, посвященных пастырской работе в свете сектантской активности на местах. Такие же собрания проводились в Нижегородской и Киевской епархиях. Четвертый всероссийский миссионерский съезд в Киеве в июле 1908 г. Привлек более пятисот делегатов, среди которых было три митрополита; обсуждались новые направления в отношениях между Церковью и мирянами[74].

В центре дискуссий на этих съездах, в особенности на Всероссийском съезде в Киеве, неизменно находились вопросы о том, как следует сочетать пастырские и полицейские методы против религиозных диссидентов. В основе этих дискуссий лежали разногласия по поводу роли мирян, а также места православия в общественной и государственной жизни России. После 1908 г. Церковь все более укреплялась в охранительной политической позиции. Князья Церкви утверждали, что, предоставив привилегии врагам православия, государство вторгалось в сферу религии, на которую Церковь заявляла исключительное право. В то же время опыт соперничества с сектантами привел даже миссионеров, которые давно поддерживали полицейские методы борьбы с диссидентством и не хотели допускать к миссионерской работе «любителей», к отстаиванию миссии нового образца, в которой большая роль отводилась самодеятельности мирян. Как говорилось в ежегодном отчете обер-прокурора Святейшего Синода за 1908–1909 годы, Церковь и главы миссии начали понимать, что прежде 1908 г. миссия оставалась «односторонней» в том смысле, что вся работа совершалась специалистами-миссионерами без привлечения ресурсов прихода и без содействия со стороны приходских священников, которые мало что понимали в миссионерстве [Всеподданнейший отчет обер-прокурора Святейшего Синода 1911: 168]; обсуждения этих дискуссий [Боголюбов 1909: 3–4, 241–288]. Другими словами, чиновники Синода начали понимать, что после 1905 г. православная миссия в России обрела такую важность, что ее больше нельзя было оставлять на откуп одним только миссионерам.

Миссионеры открытым текстом говорили о том, что церковная реформа и организация православного миссионерского движения нового типа, которое охватит народные массы, необходимы ввиду деятельности баптистов с их активным созданием свободных ассоциаций и всеобщей проповедью. В церковных кругах баптисты рассматривались как особенно опасные сектанты именно по этой причине. Как утверждалось в ежегодном отчете обер-прокурора Синода от 1910 года, «наиболее многочисленными и сорганизованными являются сектанцы-рационалисты и, в частности, штундобаптисты. Последние отличаются склонностью к пропаганде своего учения среди православно-русских людей, а потому и являются наиболее опасными для Православной Церкви» [Всеподданнейший отчет обер-прокурора Святейшего Синода 1913а: 169]; см. также [В недрах сектантства 1911: 933; 936]. Кроме того, церковная статистика по-прежнему показывала, что Православная церковь обращала куда меньше людей из сект, чем теряла за счет перехода в секты, а баптизм по-прежнему оставался самой популярной и самой быстрорастущей сектой, привлекающей бывших православных. Синод не публиковал данные за 1905–1906 годы, но между 1907 и 1909 годами 5420 человек официально покинули Православную церковь, примкнув к «штундобаптистам» или пашковцам; в последующие три года этот шаг сделали 8678 человек. В 1914 г. в статистических таблицах появилась графа «евангельские христиане». Эта категория, видимо, включала последователей Проханова и многих толстовцев, которые также иногда себя так называли. Данные за 1914 г. показывают, что 3768 православных стали баптистами, 11 – пашковцами, 1164 – евангельскими христианами, в целом 4943 случая отступничества, то есть 83,5 процента от всех обращений в секты в этот год. Из указанных категорий в государственную Церковь в этом году перешло лишь 1265 человек[75].

Связь между евангелическим движением в России и попытками Православной церкви реформировать свою пастырскую миссию проявилась еще до 1905 г. Так, подъем Пашковского движения в Петербурге спровоцировал священников, заинтересованных в оживлении приходской жизни, создать в 1881 г. Общество распространения религиозно-нравственного просвещения в духе Православной церкви [Dixon 1993: 299; РГИА, ф. 796, оп. 442, д. 2290, л. 127]. Когда Православная церковь и ее миссионеры пытались пробудить и возглавить активизм мирян после 1905 г., они также делали это с оглядкой на баптистов. Как писал Михаил Кальнев, видный миссионер из Одессы, в программном сочинении 1910 г.,