Русские баптисты и духовная революция (1905–1929 гг.)

«Миссионерское обозрение» встретило указ 17 апреля шоком и апологетикой. В публикации, посвященной новому закону, автор почти открытым текстом говорил, что установление религиозной веротерпимости по манию добросердечного царя угрожает целостности Российской империи и ее самодержавному строю:

Будем надеяться, будем молиться и верить, что враги Православной церкви будут обезоружены примером любви, который явил им, православным, Провославнейший, Самодержавнейший Государь… что они откажутся от своих замыслов окатоличить запад России, огерманизовать через штунду ее юг, объисламиить и обуддизировать ея восток, а север и центр ее совратить в старообрядство [С, л. 1905].

Другими словами, хотя миссионеры уважают желания своего царя, они тем не менее должны готовиться к предстоящей буре.

На страницах «Миссионерского обозрения» антисектантские пропагандисты с нескрываемой тревогой следили за первыми публичными шагами общин русских староверов и баптистов в условиях веротерпимости. Из-за своего прозелитического рвения именно баптисты стали восприниматься как главная угроза православию. Александр Платонов, миссионер из Грузинской епархии и старший редактор журнала, выражал опасение, что «мы накануне самого широкого распространения баптизма». Описывая их как «громадную силу», Платонов утверждал, что русские баптисты заслуживают особого внимания со стороны миссионеров, поскольку эта конфессия

имеет прекрасную, строго выдержанную организацию, крупные капиталы, большую, громадную плеяду дисциплинированных и преданных своему делу миссионеров… и направляет свои усилия к тому, чтобы поглотить многие десятки тысяч молокан и во что бы то ни стало поселить новый крупный раскол в Православной церкви.

По его мнению, именно высокая организованность баптистов делает их куда более трудной целью для миссионерства, чем молокане с их «наивным рационализмом». Чтобы справиться с задачей борьбы с баптизмом, нужна не только миссия – все Православная церковь должна будет навести порядок в собственном доме [Платонов 1905: 493].

Все были согласны, что новая эпоха в истории России потребует усиления миссионерской работы. Труднее было договориться о том, какими методами должна вестись эта работа. Архиепископ Херсонской епархии Ковальницкий напрямую обратился к этой проблеме на местном съезде миссионеров в Одессе в сентябре 1905 г., на первом подобном собрании после объявления веротерпимости. «Свобода совести, – говорил он, – создает новое положение миссии, ставит ей новые задачи. Отныне должны в значительной мере видоизмениться способы миссионерской деятельности» [Ковальницкий 1906]. Долгое время миссия видела свою главную цель в том, чтобы защищать православие от сектантской «заразы» (это была излюбленная метафора миссионеров), именно в таком духе обучая священников. Методы миссии всегда отличались сильным принудительным компонентом; например, они регулярно прибегали к содействию полиции, чтобы заставить сектантов участвовать в публичных дебатах с православными [Преследование баптистов 1902:xii-xxv, 46–50]. Теперь миссионеры жаловались, что им приходится молчать на сектантских собраниях, поскольку теперь законом запрещено поднимать голос, чтобы высказаться против богохульства и религиозных заблуждений, – они могут быть арестованы за нарушение порядка, см., напр., [Православный балашовец 1910: 1691]. Хотя у Православной церкви сохранялся внушительный арсенал законодательных привилегий – от монополии на обращение до законов против богохульства, – перемены в отношениях между обществом и государством, спровоцированные революцией, также поднимали вопрос о том, могут ли миссионеры использовать эти привилегии в своей работе.