Русские баптисты и духовная революция (1905–1929 гг.)

Вдобавок к опасениям о том, что деятельность баптистов противоречит основным принципам русской религиозной жизни, правительственных чиновников беспокоил тот подход к духовной жизни народа и политической власти, который культивировали баптистские общины. Как это сформулировал Семен Бондарь в широко разошедшемся памфлете «Современное состояние русского баптизма», написанном для Департамента духовных дел в 1911 г., «силу баптизма составляет его общинное устройство. Члены баптистских общин – сами инициаторы дела; они свободно и легко собираются и совещаются; на собраниях выслушивается каждая мысль, кому бы она ни принадлежала» [Бондарь 1911: 65]. Легитимность народной власти горячо и широко обсуждалась в обществе после роспуска Второй Думы, а демократизм баптистов был предметом встревоженных толков. Департамент духовных дел пристально следил за прессой, освещавшей дела сектантов, и расследовал все дела, касавшиеся общественных конфликтов или имевших политическую окраску. В одной из статей, интересовавших чиновников, сообщалось, что, когда заезжий баптистский проповедник выступал на собрании в Саратове, его с места осадил надзирающий полицейский, говоря, что у того нет разрешения на выступление. Проповедник, как говорится в статье, обратился к общине с вопросом: «Братья?» Все ответили утвердительно. Тогда проповедник ответил полицейскому, что после этого уже не нуждается в его разрешении [РГИА, ф. 821, оп. 133, д. 195, л. 212]; вырезка из [Волга, 2 июня 1915]. В другом случае государственный чиновник в Москве писал о том, что баптисты всерьез верят, будто во время выборов у них в церкви с ними напрямую говорит голос Бога; отчасти чиновник потешался над ними, отчасти был всерьез обеспокоенным этой их верой [ГА РФГА РФ, ф. 102 (ДП/ОО), оп. 1913, д. 85, л. 243].

Бюрократы понимали возможные политические последствия обычного для баптистов процесса принятия решений, который опирался на волеизъявление общины. Русские люди, участвуя в подобных объединениях, получали новый опыт общественного взаимодействия с другими людьми. Описывая Московский съезд Русского союза баптистов в 1911 г., агент охранки заметил, что «баптизм является серьезной общественной школой»: поскольку в общине у каждого члена есть равнозначное со всеми остальными членами право голоса и все принимают участие в обсуждении всех хозяйственных и юридических вопросов жизни общины,

это сообщает даже совершенно некультурным баптистам известные общественные навыки. Это бросилась на глазах на съезде, где простые крестьяне очень толково обсуждали более сложные вопросы в организации общин и всего союза. Вообще, есть все основания полагать, что баптизм является не только серьезной религиозной, но и не менее серьезной общественной силой [ГА РФГА РФ, ф. 102 (ДП/ ОО), оп. 1911, д. 85, л. 15].

Образ баптистской религии как «общественной школы» впоследствии будет неоднократно повторяться в пособиях Департамента полиции о баптистах и в меморандумах Департамента духовных дел, см., напр., [ГА РФГА РФ, ф. 102 (ДП/ОО), оп. 1913, д. 85, л. 94; РГИА, ф. 821, оп. 133, д. 289, л. 28].

За несколько лет неопределенность в отношении политических последствий деятельности баптистов уступила прочно обосновавшемуся в головах чиновников мнению. В Департамент духовных дел стекались письма от губернаторов, предостерегавших от возможных общественных беспорядков и политических угроз, которыми чревато поведение баптистов на местах. Несколько расследований показали высокую жизнеспособность организационной и пропагандистской системы Баптистской церкви [РГИА, ф. 821, оп. 133, д. 200,288,289]. После сообщения одного губернатора о том, как некий баптист сказал ему, что, обратившись, он поклялся никогда не брать в руки оружия, Департамент духовных дел в ноябре 1911 г. издал секретный циркуляр с предписанием губернскому руководству следить за возможным распространением среди баптистов пацифистских идей [РГИА, ф. 821, оп. 133, д. 1, л. 83–83 об.]. В 1913 г. в ответ на извещение харьковского губернатора о том, что баптисты усиливают пропаганду среди рядовых солдат, распространяя антивоенные и антигосударственные взгляды, Департамент полиции МВД решил принять меры. 31 июля по приказу министра внутренних дел были разосланы секретные письма в Департамент духовных дел, обер-прокурору Святейшего Синода и всем главам губернских жандармерий. В этих письмах от адресатов требовали ответить на вопрос: