«Земская рознь великорусских областных общин, в смутное время, по согласию всех местных земских советов, кончилась общим решением их –
Собор 1648 г. и утверждение «Соборного уложения» у Щапова по ситуации оказывается то примером удаления от истинных начал земской жизни, власти московской приказной бюрократии, не дающей обсудить текст «Уложения» и понуждающей прямо подписываться под ним, «без рассуждений», то как пример желаемого участия земли в законодательстве. «Федерацию» Щапов готов увидеть в раскольничьих согласиях[369]
, в учениях раскольников – утверждение естественного равенства людей, равенства прав[370], в семейной жизни раскольников – женскую эмансипацию и организацию брака «на взаимном согласии, любви, да много-что на благословении родителей»[371].Русская земская, областная жизнь – идущая от села и волости и поднимающаяся до Земского собора, процветающая до самого царя Алексея Михайловича, когда «вследствие разъединения, разделения
Как уже говорилось, речь на панихиде по крестьянам села Бездна привела Щапова в Петербург. Сидя в III Отделении он писал Александру II – рассказывая затем об этой записке своим «землячкам-сибирячкам»:
«16 мая подал государю длинную записку (на 7 листах убористого письма), в которой подробно изложил главные убеждения, думы, соображения, желания и… политические выводы относительно благоустройства провинциального быта русского народа и инородцев. Главные идеи записки: федеральная конституция, право областной, местной самобытности и инициативы и т. д. Вам, как землячкам-сибирячкам, скажу… что, говоря об областных народно-просвети тельских учреждениях, я замолвил в записке слово и о крайней необходимости университета в Иркутске»[373]
.Время было странное, в верхах сами гадали о ближайшем будущем, возможно было многое – и подобное письмо не только не отягчило участь Щапова, но и не помешало его назначению на службу в Министерство внутренних дел, для продолжения его изысканий по истории раскола. Впрочем, с той службой он не сладил – поссорившись с чиновниками, вскоре вовсе перестал ездить в архив, получая лишь жалованье, в котором, наконец, ему было отказано летом 1862 г. Работать приходилось в разнообразных журналах и газетах, писать за полистную плату – и Щапов, вначале пребывавший в Петербурге в весьма бодром состоянии духа, уже несколько месяцев спустя тяготился новым положением: вместо властителя умов оказаться рядовым сотрудником, перебиваться случайными заработками. В. О. Ключевский, в то время студент первого курса Московского университета, извещал своего казанского приятеля П. П. Гвоздева о Щапове:
«Несчастная голова! Он давно уже в венерической (заметь про себя) и, однако ж, пьянствует ужасно»[374]
.