Русские беседы: соперник «Большой русской нации»

«Как университет св. Владимира наполнен студентами из малороссиян, то естественно характер славянофильства превратился там в украйнофильство [выд. нами. – А. Т.]. Даже бывшее славянское общество Гулака, Белозерского и Костомарова принимало этот характер, ибо из них только последний великороссиянин, а первые два действовали в духе более украйнофилов, нежели славянофилов. Шевченко и Кулиш, Андрузский, Навроцкий, Посяда и др., не принадлежавшие к Славянскому обществу, тем не менее суть украйнофилы, пламенно занятые мыслью о восстановлении языка и литературы Малороссии, об улучшении ее быта. Нет сомнения, что многие из ученых малороссиян питают те же мысли, некоторые из них, напр. учитель подольской гимназии Чуйкевич, помещик Полтавской губ. Галаган и др., замечались и при производстве Славянского дела. Но все они не заговорщики, не злоумышленники, а люди, увлеченные панславизмом как модным направлением наук или чрезмерною любовью к своей родине. Цензура пропускала книги Кулиша и Костомарова, следовательно, само правительство как бы признало законность их сочинений. Должно заметить еще, что ученое начальство наше, поощряя изыскания о славянских древностях и языках, посылая путешественников в земли западных славян и предписывая собирать в Малороссии и других областях России местные слова, пословицы и пр., как бы покровительствует славянофилам. Об этом упоминают в своих показаниях и Белозерский, и Костомаров. Последний именно пишет, что он потому и предался со всем жаром изучению науки славянской, что не предполагал это противным видам правительства, которое всегда благосклонным вниманием ободряло ученых наших славянофилов и путешественников в славянские земли» (КМТ-3: 307)[84].

В рамках той же логики, которую анализировало III отделение, М.П. Погодин писал П.А. Плетневу 18 мая 1846 г.: «У Кулеша отличный талант и смысл. Жаль, что для разнообразия не достает или не видать еще веселости. Спасибо Вам, что Вы приютили его, а в Киеве, который хотят русить и который не имеет ни профессора русской истории, ни профессора русской словесности, нет ему места! О любезное отечество!» (Грот, 1896: 949). Малороссийский патриотизм воспринимался Погодиным как крайнее выражение местных чувств, но не только не противоречащее, а прямо связанное с русификаторской миссией Киевского университета, увлечение малороссийской стариной понималось как почтенная любовь к своему (местному) прошлому быть может, несколько преувеличенный провинциальный патриотизм, который никак не противоречит общеимперскому чувству (и, более того, как связанный с превознесением козачества, направлен против актуального противника империи – польского патриотического движения). В рецензии на первый роман Кулиша, «Михайло Чарнышенко», друг М.П. Погодина и литературный редактор «Москвитянина» С.П. Шевырев писал: