Русские богатыри

В этот самый момент будто специально для того, чтобы его ещё больше разозлить, черниговские полки стали переходить Калку в брод. Тут и полоснула богатыря мысль, несерьёзная в силу своей маловероятности, но крайне неприятная в принципе. Что налети сейчас на черниговцев степная конница, они окажутся в крайне опасной ситуации, проще говоря, беспомощны, как младенцы. Даже охранные отряды вперёд не выслали и не выставили, как торопились. Что за горе-вояки!

Исчерпав запас занятий, он вперился взглядом в степь, всматриваясь в даль, будто чуял — вот-вот должно ему что-то открыться. И точно. В поле его зрения появились слаборазличимые за дальностью фигурки. Они быстро увеличивались в размерах. Что-то в их движениях было не так, что-то смущало и беспокоило. Когда они немного приблизились, то стало ясно, что они бегут, и это были не татары, а половцы. Не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, что произошла катастрофа, что каждый спасается, как может. Кроме того, раз столько народу бежит, значит, так и надо, значит, это правильно… Неужели разбиты?! Да быть того не может!!!

Половецкая конница стремглав летела к переправе чёрной тучей, сзади, отставая всего на чуть-чуть, с горловым заливистым кличем летели вскачь монгольские нукеры. Всей кучей они влетели в черниговцев, которые не успели даже построиться в боевой порядок, как были опрокинуты в реку.

Теперь Поповичу нужно было срочно готовить оборону собственного лагеря.

— Худо, ой худо! Доигрались! Оно видно: счастье наше собаки съели… Мать твою!

Он стоял на холме и, глядя на этот позорный разгром, морщился, кусая от бессилия губы, и слезы текли по его щекам. Он пытался не слышать хриплого карканья Мстислава Черниговского и его воевод, все еще стоявших лицом к врагу… Кругом бежали. Бежали позорно, роняя оружие; падая на колена и прикрывая руками головы, ждали ударов татарских сабель. Позор!

Да разве уйдешь на безлесье от сытых коней?!

Но не один Попович от этого зрелища ошарашился. Мстислав Старый, так тот вообще чуть не умер от инфаркта. Сначала тоже глазам своим не поверил. Разве могут монголы гнать русских, а не наоборот? Такое только в кошмаре может привидеться!

— Господи, помилуй! Господи, помилуй! Господи, помилуй! — только и повторял киевский князь, забыв все другие слова.

Что произошло, где была допущена роковая ошибка и в чем?

Однако в этой сложной обстановке киевский князь в истерику не впал и головы не потерял. Видя со своего холма всё происходящее, Мстислав Старый держался одной рукой за сердце, а другой, сжатой в кулак, грозил непонятно кому, то ли Мстиславу Удатному, то ли монголам.

Попович буквально подлетел, а не подбежал к Мстиславу.

— Рубят нас по одному поганые. И ты не пойдёшь их выручать?!

— Кого?! — удивился Мстислав. — Ты что, сам не видишь, что их уже не спасти!

— Самому спасаться, когда брат твой гибнет, тоже грех, и грех непростимый!

— Ты же сам всё видишь, сокол. Как только мы спустимся, нас просто сметут. И их не спасём, и сами попусту головы сложим.

— Эх! — прочертил в воздухе черту кулаком Попович.

Над Мстиславом Старым можно было потешаться сколько угодно, но трусом он не был, а был он в этой степи единственным, кто дал врагу настоящий отпор. Он оказался умнее их всех, глупых храбрецов, напрасно сгинувших в этом роковом споре!

Надо сказать, что зло думал киевский князь не только о врагах, но и о Мстиславе Удатном. Во многом виноват был галицкий князь. Если бы он не спешил, если бы дождался двух своих собратьев, шедших за ним по пятам от самого Киева, если бы они объединились, то сейчас не они, а монголы бежали бы с поля брани. Сгубило всех Мстиславово честолюбие. А ведь все могло бы быть совсем иначе.

Скоро всё внизу было кончено.

Монгольский полководец шагом ехал на своём маленьком мохнатом коне по полю битвы, озирая горы трупов. Сколько тут их? Сотни? Быть может, даже тысячи?

А навстречу ему гнали нестройную толпу обезоруженных, израненных пленных. В ожидании приказа остановились.

То, что сказал монгол, с возвышенности было не слышно, да и непонятно, но суть приказа, судя по дальнейшим действиям охраны, была такова:

— Приказываю перебить всех оставшихся пленных!

Тотчас толпу пленных окружили конные и начали рубить безоружных, точно мечущееся, загнанное зверье. Через несколько минут всё было кончено. Только вороны с утробным карканьем припадали к телам на своём вороньем черном пиру, а когда приближались люди, лениво перелетали на новое место.

Казалось бы, бой окончен, и победившие татары, как их называл Мстислав Удатный, подобно всем степнякам соберут свои кровавые трофеи и уйдут восвояси. Но монголы отличались от всех степняков, с которыми имели дело на Руси раньше. Они должны были уничтожить противника целиком. Всех до единого!

Поэтому вскоре, оставив у подножия возвышенности своих скакунов, монголы полезли на штурм киевского лагеря, который, по их мнению, должен был быть деморализован увиденным.

Отсюда, с холма хорошо были видны все приготовления монголов. Даже не глядя вниз, а по сосредоточенным лицам воевод было ясно, что сейчас пойдут на приступ.