Русские богатыри

Разбрелись как-то богатыри: кто в Киев уехал, кто на охоту отправился, стрелять гусей, лебедей, а Илья Муромец заснул в своём белом полотняном шатре крепко-накрепко, проспал вплоть до зари, встал и пошёл умываться ключевою водою, студёною. Едет Добрыня с охоты, видит на поле след от копыта лошадиного, богатырский след, не маленький, величиною в полпечи. Стал Добрыня след этот рассматривать и говорит: «Это не простая ископыть; это проехал мимо нашей заставы могучий Жидовин богатырь, из земли Казарской!»

Приехал Добрыня на заставу, стал скликать своих товарищей: «Гой еси, вы, братцы, товарищи! Что ж у нас за застава, коли мы не углядели, как мимо нас Жидовин проехал, чужой богатырь? Как же это мы, братцы, на заставе не устояли? Надо теперь ехать в погоню за нахвалыщиком…»

Стали тут богатыри судить да рядить, кому ехать. Хотели было послать Алёшу Поповича.

— Нет, братцы, — сказал Илья, — это вы не хорошо придумали, Алёша жаден на золото, серебро, увидит он на богатыре одежду дорогую, позарится и погибнет ни за что ни про что.

Хотели было ещё выбрать того да другого, но все оказались богатыри неподходящие. Тогда положили ехать в поле Добрыне Никитичу.

Собрался Добрыня, оседлал своего коня, взял с собою палицу железную, тяжёлую, опоясал острую сабельку, взял в руки шелковую плеть и поехал догонять нахвалыщика. Доехал до горы Сорочинской, въехал на гору, смотрит в трубку серебряную, видит: стоит удалой богатырь в поле, конь под ним как гора, а сам он как сенная копна, на голове шапка меховая, пушистая, всё лицо закрывает.

Поехал Добрыня прямо на богатыря, закричал ему громким голосом:

— Эй ты, нахвалыщик! Что же ты мимо нашей заставы проехал, нашему атаману Илье Муромцу не поклонился, нашему есаулу, Алёше Поповичу, ничего в казну не положил на всю нашу братию?

Заслышал Жидовин Добрыню, повернул коня, поскакал к нему… Задрожала земля, всколыхалась вода в озерах, а конь Добрыни пал на колени, едва его Добрыня в поводу удержал.

— Господи! Мать Пресвятая Богородица! — взмолился витязь. — Унеси ты меня только от такого чудища!

Повернул он скорее коня и ускакал на заставу. Приезжает ни жив ни мёртв и рассказывает всё Илье Муромцу и товарищам.

— Ну уж, видно, мне, старому, самому ехать в чистое поле, если Добрыня, мой крестовый брат, не справился, так больше мне некем и замениться, — сказал атаман.

Оседлал Илья своего верного бурушку, взял с собою палицу в девяносто пуд, опоясал саблю острую, прихватил копьё мурзамецкое и собрался выехать в чистое поле.

Догоняет его Добрыня Никитич, спрашивает:

— Ох, братец крестовый, славный богатырь, Илья Муромец! Выезжаешь ты на бой не на шуточный, на побои смертные, на удары тяжёлые: что же велишь нам делать? Куда нам идти, куда ехать прикажешь, чтобы тебя оберечь?

— Поезжайте вы на гору Сорочинскую, смотрите, выслеживайте наш богатырский бой: как увидите, что невмоготу мне больше с Жидовином биться, поспешайте ко мне на выручку.

Выехал Илья Муромец в чистое поле, посмотрел в свой кулак богатырский, видит: разъезжает богатырь громадный, тешится, кидает к небу палицу железную в девяносто пуд. Закинет Жидовин эту палицу выше облака ходячего, подъедет, подхватит одной рукой и вертит ею в воздухе, как лебяжьим пёрышком…

Жутко стало Илье, никогда он такого силача ещё не видывал. Обнял богатырь своего бурушку косматого, припал к нему, говорит:

— Ох ты, бурушко мой косматенький, ты мой добрый, верный товарищ и в радости, и в горести! Послужи-ка ты мне теперь верою, правдою по-старому, по-прежнему чтобы не побил нас с тобою Жидовин некрещёный в чистом поле, чтобы не срубил он мне буйной моей головушки!

Заржал конь, взглянул на богатыря и ринулся вперёд на страшный бой.

Подъехал Илья к Жидовину, закричал ему:

— Эй ты, вор, нахвальщик! Зачем проехал нашу заставу и мне, атаману, челом не бил, есаулу нашему в казну не клал?

Увидал его Жидовин, припустил на него коня, всколебалась земля, затряслась, но у Ильи конь стоит как вкопанный, не дрогнет, сам Илья в седле не шелохнётся.

Съехались противники, ударились палицами, бились не жалеючи, со всей богатырской силы, так что у палиц рукояти пообломились, а ни тот ни другой не одолел, друг друга не ранил, даже доспехи целы остались, и оба они на конях усидели. Обнажили они тогда свои сабли острые, разъехались, наскочили, ударились; зазубрились сабли о кольчуги, переломились, ни того ни другого не ранили. Налетели они друг на друга с копьями, били друг друга в грудь изо всей силы; переломились копья по маковки, а всё оба богатыря на конях сидят. Стали они тянуться на палице: ухватились оба за палицу, тянулись долго ли, коротко ли, у них кони на колена пали, а ни тот ни другой богатырь из седла не вылетел, не двинулся.

— Знать, уж надо нам биться рукопашкою, — решили они и сошли с коней.