Русские чернила

Вконец обессилев, Николя решил снять семиметровую комнату для прислуги по соседству, на авеню дю Сюфрен, в пяти минутах от дома. Комнатушка походила на монашескую келью, с проржавевшим и треснувшим умывальником в одном углу и с облупившимся крашеным радиатором в другом. Окна выходили во двор, на многоэтажку напротив. Спокойнее места не придумаешь. Николя был доволен: это как раз то, что нужно, чтобы отогнать лень и оживить творческий процесс. Он купил старый письменный стол на барахолке и деревянный стул в «ИКЕА». Единственной роскошью, которую он себе позволил, была лампа «Костанца». Прекрасно, сказал он себе, решительным шагом отправляясь в клетушку, которая теперь станет служить ему кабинетом. Напевая, вошел он в качающийся, скрипучий лифт, и тот долго полз наверх, к вожделенному письменному столу. Он потер руки, пару раз сжал и разжал кулаки и принялся писать. Еще одно письмо Дельфине. Длинное и красивое – в этом он не сомневался – письмо любви. Прекрасное начало для нежного и волнующего романа. Он представил себе восторг Алисы Дор, даже увидел обложку книги и прикинул, что будет говорить журналистам. «После разрыва я чувствовал себя таким потерянным…» Потом его взгляд стал блуждать, и он краем глаза уловил какое-то движение в доме напротив, за тремя маленькими окошками с зелеными занавесками. Движение повторилось, и Николя с изумлением увидел, как из комнаты в комнату перебегает, вернее, прыгает с грацией балерины нагая девушка. Руки ее вытянуты вперед, маленькая острая грудь подрагивает, темные волосы разметались по спине. Николя различал фактуру ее кожи, округлые стройные бедра, плоский живот с темным треугольничком внизу. Заинтригованный и взволнованный, он отложил ручку. Девушка продолжала свой танец. Неужели она не чувствует, что за ней наблюдают? А если почувствует, как к этому отнесется? У него не хватило сил оторваться от этого зрелища и вернуться к рукописи. А нагая плясунья, как назло, без всякого усилия, взявшись рукой за щиколотку, подняла ногу вертикально вверх, предоставив ему любоваться самым интимным. У него пересохло в горле. Да, в таких условиях писать не получится. Надо будет заклеить окно белой бумагой.

На следующий день он мужественно, скрепя сердце отодвинул стол подальше от окна, чтобы не видеть больше балерину-соблазнительницу. Теперь он снова мог сосредоточиться. Однако только он начал лихорадочно скрипеть пером, описывая бедра Дельфины под душем, как послышалось громкое, со всхлипом, сопение, причем так близко, словно кто-то стоял у него за спиной. Потом сопение сменилось победным мужским ревом явно сексуальной окраски. Звуки доносились из номера слева. Николя пал духом. Силы покинули его, а между тем рев становился все громче, всхлипы – чаще. Ну как можно родить хотя бы строчку, когда у тебя перед глазами нагая плясунья, а за стеной аудиокамасутра? Рев и всхлипы перешли в целый концерт стонов и бормотания на чужом языке. Вдруг раздался глухой удар, и Николя вздрогнул. Потом что-то громко щелкнуло, и тишину разорвал леденящий душу крик. Он осторожно приоткрыл дверь. Снова крик, и снова удар. На пороге соседней квартиры, застав Николя врасплох, внезапно возник странный силуэт: огромное существо неопределенного пола, с широченными плечами и толстыми, затянутыми в латекс ногами, которые были словно насажены на шпильки. За этим чудищем появилось еще одно. Такое же здоровенное, с платиновыми буклями а-ля Людовик Четырнадцатый и в таком же нелепом наряде: в черных кожаных ботфортах, сетчатых чулках и в коротком облегающем платье. Разинув рот, Николя смотрел, как они вразвалку продефилировали к лифту, заставляя сотрясаться весь дом и громко разговаривая по-португальски. Проститутки? Бразильские трансвеститы? Если они так и будут тут шляться, он вообще не сможет работать.