Русские дети (сборник)

Пал Тиныч и раньше усложнял свои уроки — он давал русскую историю, которая шла по программе, параллельно с европейской. Ему хотелось, чтобы у детей было объёмное представление — три дэ , как сказал бы Вася. Теперь же он превращал каждую встречу с детьми в ликвидацию чёрных дыр и белых пятен — по крайней мере, в седьмом, своём экспериментальном, как он его называл про себя, классе. Он старался впихнуть им в головы всё, что упало с корабля — и пошло на корм рыбам. Все ценные знания, принесённые в жертву самодеятельности, тестам, Интернету и заговору — или, по крайней мере, то, что он мог рассказать.

— Всё это есть в Сети, — недоумевал Голодец, но Миша Карпов, которому чрезвычайно понравился Данте в вольном пересказе Пал Тиныча, заткнул его встречным вопросом:

— А ты, Гошан, будешь читать это в Сети?

Пал Тиныч освоил наконец, на радость директрисе, интерактивную доску и показывал семиклассникам репродукции великих картин — группировал не по мастерам, а по сюжетам, чтобы было интереснее. И понятнее.

— Рождество, видите? Младенец Иисус в яслях. Да, Вася, это тоже называется ясли . И обратите внимание — вместе с Марией, Иосифом, пастухами или волхвами (это волшебники, Вася) на каждой картине — осёл и бык.

Электронная указка тычет в Боттичелли, Дюрера, Брейгеля-старшего и художника, чьё имя звучит как у голливудского актёра — Ханс Бальдунг Грин. И вправду, всюду эта парочка — осёл и бык. Зачем они здесь?

— Это мы зачем здесь? — продолжал сердиться Голодец, и Карпову пришлось швырнуть в атлета учебником истории. Попал!

— Я думаю, — почему-то шёпотом сказала Соня Голубева, — что осёл и бык на этих картинах — для уютности.

— Почти! — возликовал Пал Тиныч. — Они согревали своим дыханием младенца.

— А почему она вообще в таких условиях рожала? — строго спросила одна из Крюковых, кажется Настя.

Пал Тиныч начал рассказывать про царя Ирода, показал Гвидо Рени, Ди Джованни — избиение младенцев. Большой серьёзный заговор, в который поверил один лишь Иосиф.

Дети молчали, Вася подбрасывал в воздухе карандаш — он всегда что-то подбрасывал, говорил, это помогает ему думать. Он даже на физру ходил с карандашом, и Махалыч боялся, что кто-то из детей напорется на него глазом.

— Жалко младенцев, — всхлипнула вдруг Даша Бывшева.

А Даша Крюкова подошла к Пал Тинычу, когда он уже отпустил весь класс, и спросила шёпотом:

— А дальше что было?

— Ты знаешь, Даша, что было дальше. Иисуса Христа распяли. Убили.

— Так этот Ирод его всё-таки нашёл? — гневно вскрикнула девочка, и Пал Тинычу вдруг стало стыдно, что он считал её гарпией.

— Можно и так сказать.

Он занимался с седьмым «А» три месяца — дополнительный урок каждый день, и никто не ворчал. Даже Голодец в конце концов сменил гнев на безразличие — иногда и он прислушивался к рассказам Пал Тиныча. История, литература, география, музыка — без сокращений и ограничений. Для администрации у Пал Тиныча, если что, была легенда — они готовят сюрприз к Новому году. Как выкручиваться, историк ещё не решил.

В середине декабря седьмой привычно завалился в кабинет истории, и Вася МакАров уже подпёр рукой щёку, приготовившись слушать, как вдруг дверь открылась, и на пороге появилась Кира Голубева. Она была в чём-то чёрном и опасно узком. Одно лишнее движение, и что-то чёрное лопнет по швам.

— Мама, ты мне обещала! — закричала Соня.

— Я обещала сделать всё для того, чтобы ты получила хорошее образование, — сказала Кира. Каждое слово отмерено, как лекарство, которое дают в каплях. — Давно хотелось мне поприсутствовать на ваших дополнительных занятиях, Павел Константинович, не возражаете?

— Нет. Пожалуйста.

— И не только мне, — уточнила Кира. За ней в класс вошло ещё несколько родительниц — Тиныч заметил Крюкову. С ними шла директриса Юлия Викторовна, Окса, даже Диана была здесь, смотрела в пол, как будто боялась запнуться.

Дамы расселись на задних партах, «на Камчатке», как говорили в пору детства Пал Тиныча. Кто-то просто стоял в проходах — массовка, хор, кордебалет. Сегодня, по заказу Васи МакАрова, была тема — сюрреализм. Вася изменился в последнее время: он знал многое из того, что рассказывал учитель, но теперь он мог знать это на законных основаниях. А не потому, что выскочка или задрот.

Кира Голубева засопела, уже когда на электронной доске появился первый слайд — вполне безобидный Дали.

— Скажите, Павел Константинович, а это есть в программе? — громко спросила она с задней парты.

— Нет, — ответил Тиныч. — В программе уже вообще почти ничего не осталось.

— Поняла, — сказала Голубева. — Вы считаете, мы должны быть вам благодарны, что вы тут насмерть пугаете наших детей рассказами про смерть? Соня не могла уснуть после вашего Данте целую неделю, я даже водила её на специальный тренинг!

Вася МакАров неприлично хрюкнул, а Соня заплакала.

— А вы, Кира Сергеевна, разве не говорили с дочкой о том, что смерть существует?