Русские флотоводцы. Исторические портреты

Первым потащили фрегат за нос две голландские шлюпки, разворачивая по течению. Едва отошли от пристани, свистнула боцманская дудка — матросы влезли на ванты, разбежались по реям, распустили паруса. Задрав голову, Пётр смотрел минуту-другую, потом не выдержал. Скинул кафтан, бросился к фок-мачте, вскарабкался по вантам на нижний рей, стал работать рядом с матросами. Капитан фрегата Голголсен только таращил глаза и покачивал головой…

Паруса-то распустили, а ветра не было. Полотнища повисли беспомощно, по концам их тянулись обмякшие шкоты — верёвки для управления парусами.

Впереди каравана шла государева яхта, на ней — архангельский помор за лоцмана. Суда плелись еле-еле, их несло течением реки, и управлять было трудно — суда не слушались руля.

Голголсен поёживался, глядя на корму фрегата. То и дело приходилось перекладывать руль, следуя в кильватере за яхтой. У Березовского устья Голголсен решил отстояться на якоре. Вызвал канонира, что-то приказал.

— В таких случаях, ваше величество, — пояснил он, — надлежит дать сигнал эскадре, чтобы стать на якорь. Мы условились палить из пушек три раза.

Пётр понимающе кивнул, усмехаясь, проговорил:

— Прошу тебя, мин херц, зови меня попросту шкипером.

Голголсен улыбнулся, покачал головой: так нельзя. Борт фрегата изрыгнул огонь, пахнуло порохом. Раздались три выстрела один за другим.

Когда весь караван отдал якоря в безопасных местах, Голголсен пригласил Петра к обеду.

— Сие приятно, но прежде я твой фрегат весь обшарю. Даже глядел поверху, — ответил Пётр, принимая приглашение.

Обед пришлось перенести на два часа, но Пётр теперь убедился окончательно: фрегат, слаженный им на Плещеевом озере запрошлым летом, годился только для потехи.

Обедали вдвоём. Гостеприимный Голголсен, как и всякий настоящий капитан, поклонялся Бахусу, и в его лице царь нашёл себе хорошего товарища. Разговаривали о многом, но Пётр жадно выспрашивал о голландских верфях: где, да что и как. Капитан пояснил:

— Голландия небольшая страна на суше, но великая на море. На наших верфях в Амстердаме, Саардаме, других местах десятки фрегатов и купеческих бригов каждый год поднимают паруса. Наш флот встретишь и в Индии, и в Америке. — Собеседники раскурили трубки, пригубили в очередной раз вино. — Недавно наш храбрый Вильгельм привёл к покорности Англию и занял королевский престол. И всё это потому, что Голландия имеет сильный флот. Наши купцы торгуют по всему миру и дают отличный доход государству.

Несмотря на выпитое вино, Пётр не прерывал собеседника, слушал молча, грыз ногти.

«Хорошо вам, голландцам, с флотом, а нам-то как? С голой задницей? Моря-то нет, разве здесь, в Архангельском?»

— Чтобы иметь такой добрый флот, — продолжал Голголсен, не торопясь, с расстановкой, несколько добродушно, не выказывая перед собеседником своего превосходства, — наши люди многие века воевали с морем. Затем долго-долго строили суда. Сначала неважные, потом добротные.

Голголсен внимательно разглядывал своего гостя. Не каждый день вот так запросто можно беседовать с царской особой. Капитан сразу почувствовал необычность характера царя. Одно безусловно — неравнодушен к морю. Тут они союзники по духу.

Прошло время ужина, солнце коснулось горизонта, сплошь усеянного сосновыми лесами, а в каюте капитана продолжали звенеть бокалы.

Голландец сам проводил высокого гостя на яхту, где, в свою очередь, шкипер-царь потчевал его до полуночи…

Голландский капитан растревожил Петра воспоминаниями о недавнем прошлом. Два дня караван ждал попутного ветра, а царь перебирал в памяти события минувших лет, всколыхнувшие его душу, привязавшие его натуру к «морской утехе».