Читаем Русские и нерусские полностью

Идея — теоретически абсурдная (ибо нет у русских евреев точки опоры, точки приложения, точки расселения, — если не считать опереточного Биробиджана), практически же идея здравая. И неопровержимая — то тех пор, пока существует сама

Россия — «мир миров», в котором русеют и перекликаются «особые субэтносы», оставаясь при этом «россиянами» (слово, узаконившее этот живительный абсурд).

Но какой абсурд не имеет шанса оказаться спасительным в вертящемся мироздании?

А закон?

А.О. Вернемся к Аврааму. Каков смысл его слов: «Судия всей земли поступит ли неправосудно»? Говоря современным языком, он заявляет высшей власти, скажем, президенту, что тот не может быть выше конституции. «Хотя именно Ты установил законы, но и Ты должен поступать согласно этим законам, и Ты не вправе относиться к закону с пренебрежением».

И это — одна из самых глубоких, самых принципиальных идей, которые питают культуру Израиля. Это — залог демократических устоев. Любой человек, любой простолюдин, любой пастух может, подобно пророку Амосу, вступать в спор даже с Всевышним. Это — наша традиция, идущая из самой глубины веков и не утраченная поныне: уже в двадцатом веке хасидские раввины, потрясенные Катастрофой, вызвали Бога на «Суд Торы».

Л.А. Про евреев все правильно: закон — превыше всего. У русских ничего в этом духе не выходило, и нашелся грек, который освободил русских от законобоязни. Он сказал: не по закону здесь надо жить, а по благодати.

Так и живем.

Интересно: что происходит с законопослушными евреями, когда они попадают в карусель русской благодати? Как им крутиться в этой свалке любви-ненависти? За что держаться? За ту же «справедливость»?

А.О. Эта извечная тяга к справедливости мне видится одной из глубочайших основ нашей культуры — всюду и во все времена. Неслучайно во всем мире евреи были в первых шеренгах борцов за справедливость, пусть даже их участие в этой борьбе оказывалось трагической ошибкой, как это случилось в России в двадцатом веке. В любом уголке Земли, на любой баррикаде евреи занимали боевые позиции, сражаясь за справедливость — так, как они понимали ее. Во время Гражданской войны в Испании они были по обе стороны баррикад. Порою их ошибки носили даже трагикомический характер, но они не могли не броситься в бой с несправедливостью, потому что с молоком матери впитали мысль, что каждый еврей лично отвечает за порядок в мире.

Готовность встать на защиту справедливости, точнее сказать, особая чувствительность к любой несправедливости и стремление восстать против нее — это то, что лежит в самой сердцевине еврейского характера. Не Мессия, который придет, нет, ты лично несешь ответственность за все. Нередко это вело к ошибкам — трагическим, высоким, святым, комическим, преступным, абсурдным, просто глупым. Но источником всех ошибок было одно заблуждение: «Я иду исправлять этот мир!»

Л.А. Что до страсти исправлять весь мир, то русские тоже отметились в этой школе.

«Мы за все в ответе!» «Принявши целый мир в родню». «Чтоб на первый крик «Товарищ!» оборачивалась земля». Как удержаться при таком экстазе от «трагикомических ошибок», о которых так пронзительно пишет Амос Оз? Может, попробовать, как мы, русские, сверяться с благодатью, а не с законом, который, как известно, что дышло?

А.О. Разумеется, «исправители мира» есть и среди других народов. Но мне кажется, что этот импульс — исправлять сей мир — изначально «запущен» культурой еврейского народа, даже если у «исправителя» дедушка православный, а бабушка — католичка. Дело не в происхождении. Я говорю о том, что повлияло на этого человека: он читал Библию, он читал Пророков, или, по крайней мере, он читал литературу, возросшую на этой почве.

Л.А. Ну, и мы читали Библию, и мы читали Пророков, сначала на уроках Закона Божьего, потом, при безбожной власти, — из-под полы (что еще лучше усваивалось, как всякий запретный плод). И уж точно: вся русская литература возросла «на этой почве».

Так в чем первородство евреев? В том, что им посчастливилось сохранить свои тексты с наиболее давних времен?

Лехайм!

Михаэль и Мандельштам

Перейти на страницу:

Все книги серии Национальный бестселлер

Мы и Они. Краткий курс выживания в России
Мы и Они. Краткий курс выживания в России

«Как выживать?» – для большинства россиян вопрос отнюдь не праздный. Жизнь в России неоднозначна и сложна, а зачастую и просто опасна. А потому «существование» в условиях Российского государства намного чаще ассоциируется у нас выживанием, а не с самой жизнью. Владимир Соловьев пытается определить причины такого положения вещей и одновременно дать оценку нам самим. Ведь именно нашим отношением к происходящему в стране мы обязаны большинству проявлений нелепой лжи, политической подлости и банальной глупости властей.Это не учебник успешного менеджера, это «Краткий курс выживания в России» от неподражаемого Владимира Соловьева. Не ищите здесь политкорректных высказываний и осторожных комментариев. Автор предельно жесток, обличителен и правдолюбив! Впрочем, как и всегда.

Владимир Рудольфович Соловьев

Документальная литература / Публицистика / Прочая документальная литература / Документальное
Человек, который знал все
Человек, который знал все

Героя повествования с нелепой фамилией Безукладников стукнуло электричеством, но он выжил, приобретя сумасшедшую способность получать ответы на любые вопросы, которые ему вздумается задать. Он стал человеком, который знает всё.Безукладников знает про всё, до того как оно случится, и, морщась от скуки, позволяет суперагентам крошить друг друга, легко ускользая в свое пространство существования. Потому как осознал, что он имеет право на персональное, неподотчетное никому и полностью автономное внутреннее пространство, и поэтому может не делиться с человечеством своим даром, какую бы общую ценность он ни представлял, и не пытаться спасать мир ради собственного и личного. Вот такой современный безобидный эгоист — непроходимый ботаник Безукладников.Изящная притча Сахновского написана неторопливо, лаконично, ёмко, интеллектуально и иронично, в ней вы найдёте всё — и сарказм, и лиризм, и философию.

Игорь Сахновский , Игорь Фэдович Сахновский

Детективы / Триллер / Триллеры

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Дальний остров
Дальний остров

Джонатан Франзен — популярный американский писатель, автор многочисленных книг и эссе. Его роман «Поправки» (2001) имел невероятный успех и завоевал национальную литературную премию «National Book Award» и награду «James Tait Black Memorial Prize». В 2002 году Франзен номинировался на Пулитцеровскую премию. Второй бестселлер Франзена «Свобода» (2011) критики почти единогласно провозгласили первым большим романом XXI века, достойным ответом литературы на вызов 11 сентября и возвращением надежды на то, что жанр романа не умер. Значительное место в творчестве писателя занимают также эссе и мемуары. В книге «Дальний остров» представлены очерки, опубликованные Франзеном в период 2002–2011 гг. Эти тексты — своего рода апология чтения, размышления автора о месте литературы среди ценностей современного общества, а также яркие воспоминания детства и юности.

Джонатан Франзен

Публицистика / Критика / Документальное