Русские и пруссаки. История Семилетней войны

Объединившаяся против Фридриха II Европа готовилась к новому и всеобщему напряжению своих сил.

Глава десятая Битва при Пальциге (23 июня 1759 г.)

Весной 1759 г. главнокомандующий австрийской армией фельдмаршал Даун проявлял самые определённые намерения предпринять решительное наступление. Столь необычное для него новшество попервоначалу очень ободрило как французов, так и русских и должно было ускорить возвращение Фермора к армии. После продолжительного пребывания в Петербурге, где ему пришлось оправдываться, защищаться, а также уточнять инструкции к кампании 1759 г., он выехал в свою главную квартиру в Торне на Висле.

Его лёгкая кавалерия, прикрывавшая с другого берега зимние квартиры, развивала энергичную деятельность. Полковник Орлов с полком казаков совершил набег до Ней-Штеттина в Прусской Померании, удалившись на огромное расстояние от русских аванпостов. Сам Орлов с отрядом из 200 казаков опередил свой полк и атаковал пикет[207] прусских гусар, а затем и целый эскадрон, но был вынужден отступить. При этом на его пути попалась деревня, в которой все дома оказались заперты. Тогда с частью казаков он атаковал преследователей, а всем остальным приказал ломать двери и рубить крестьян, вооружённых дубинами и вилами. Казакам удалось отступить, однако они потеряли 14 чел. убитыми и много пленными, среди которых оказался и сам отважный полковник (1 апреля 1759 г.).

Эта стычка показала не только невероятную отвагу казаков, но и враждебность сельского населения в прусских провинциях. Фермор счёл необходимым объявить жителям Померании и Бранденбурга, что «…ежели кто из поселян и обывателей впредь против войск Её Величества каким бы то образом вооружится и в успехе какое помешательство учинит или же непокорным явится, то таковые и все их обиталища по военному резону без всякой пощады мечу и огню преданы быть имеют; а покоряющимся и в своих жилищах, при своих промыслах остающимся, — императорская милость и всякая защита содержанием наистрожайшей воинской дисциплины оказана будет. Это обращение было сообщено русским дипломатическим агентам для того, «дабы они рассеивали по сему случаю с неприятельской стороны в нарекании слухи (на русские войска) и достаточно опровергать могли»»[208]. Со своей стороны Конференция присовокупила, что «ежели впредь подобные сему про дерзости от жителей будут, то всех той деревни переловя, с жёнами и детьми отсылать в Кёнигсберг и оттуда на отходящих порожних судах отправлять в Ригу и в Ревель»[209].

Однако обещанное Дауном решительное наступление задерживалось. Ни в феврале, ни в марте он не сдвинулся со своих зимних квартир, позволяя тем самым Фридриху II опустошать Саксонию и соседние государства, взять с Эрфурта 300 тыс. флоринов контрибуции, по 25 тыс. с Фульды и Гиршфельда и даже угрожать вольному городу Франкфурту, занятому тогда французами. Принц Генрих покушался на богемские магазины австрийцев, а принц Фердинанд Брауншвейгский напал на французов у Бергена, но потерпел поражение (13 апреля).

Безнаказанность пруссаков была тем более вопиющей, что силы, собранные коалицией, далеко превосходили имевшиеся у Фридриха II. Они состояли из 125 тыс. французов, разделённых на две армии: маршалов Контада и Субиза; 45 тыс. австрийцев и немцев из Франконии и Касселя; 16 тыс. шведов в Штральзундской крепости и на острове Рюген и 155 тыс. австрийцев под командованием Дауна. Даже не считая русской армии, это составляло в совокупности 400 тыс. солдат. Фридрих II мог противопоставить им только 225 тыс. Три года ожесточённой войны сократили и истощили прусские войска. Они потеряли свои лучшие кадры и некоторых из отважнейших своих командиров. Фридриха II лишили доходов и рекрутов, получавшихся прежде от его владений на Рейне, в Вестфалии, Восточной Пруссии и части Померании.