Русские импульсы в творчестве Петра II Петровича Негоша

Стратегия союзничества прослеживается и в позиции следующего правителя Черногории из династии Петровичей-Негошей – Петра I Петровича Негоша (1748-1830 гг.)1, хотя его отношения с Россией складывались не лучшим образом по разным причинам. Будучи одним из первых черногорских студентов, отправленных на обучение в столицу Российской империи, Петр I из-за смерти владыки Василия «не успел здесь докончить своего образования и принужден был возвратиться, по желанию народа, на свою родину» [46, с.409]. Следующий его визит в Россию произошел в 1778 г., когда молодой архимандрит Петр I по благословению владыки Саввы отправился в Петербург с целью вручить императрице Екатерине грамоту черногорского народа, в которой, кроме напоминания о поддержке, оказанной России в ратных делах, содержалась просьба выделить финансовую помощь. Данная просьба удовлетворена не была, «не потому, чтобы Екатерина II охладела к черногорцам, или усомнилась в их политической пользе для России, а потому только, что здесь, так или иначе, замешалось низкое чувство одного из ее царедворцев, именно, князя Григорья Александровича Потемкина» [46, с.409], который не хотел помогать черногорцам из-за своей неприязни к генералу Зоричу, сербу по происхождению. Несмотря на это, Петр I Негош не вычеркнул Россию из числа стратегически важных партнеров Черногории, о чем свидетельствуют следующие его слова, адресованные императрице Екатерине II: «Я никогда во всю свою жизнь не хочу быть больше в Петербурге. Однако, пусть ее величество всегда будет уверена в моем теплом усердии и преданности к единоплеменному и единоверному славянскому царству. Я презираю свое личное оскорбление… Да будет счастлив ее престол, да возвысится слава народа русского, самая искренняя любовь к которому будет жить во мне до гроба» [46, с.414].

Следующим этапом сближения Петра I Петровича Негоша с Россией стало участие Черногории в войне России и Австрии против Турции (1787-1791 гг.), когда призыв присоединиться к военным действиям владыке поступил как из Петербурга, так и из Вены. По утверждению В. Жмакина, «владыка Петр подозрительно отнесся к предложениям Австрии. Он склонился в пользу войны с турками тогда только, когда получил от русского посла при Венецианской республике, Мордвинова, известие о том, что и Россия начинает войну с Портой» [46, с.414]. Между тем, на наш взгляд, учитывая неприятный опыт общения Петра I Негоша с российскими чиновниками, более объективно мнение Д. Радойевича, считавшего, что выбор в пользу Петербурга стал результатом сильных прорусских настроений, царивших в черногорском обществе, в результате чего «на собрании (Черногорском собрании – Л.Ц.) победило течение, которое выступало за русскую протекцию» [168, с.520]. Владыка не противился мнению народного большинства, так как ввиду многочисленных интриг и борьбы за власть в Черногории, ослабленной военными набегами скадарского визиря Махмуда Бушатлии, поддержка менее популярной Австрии могла ослабить его авторитет. И хотя официальное обращение российских властей содержало призыв вступить войну ради защиты интересов христианства, Петр I Негош рассчитывал, что в случае победы Черногории удастся добиться независимого статуса от Османской империи. Но его желание не осуществилось, так как в тексте Ясского мирного договора между Россией и Турцией, Черногория не фигурировала вообще. Российские власти в официальной переписке с австрийским двором признавали ее независимость: «Порта, осознавая политическое существование Черногории, и не скрывая того, что эта страна находится вне всякой зависимости от нее, не может иметь ничего против ее сношений с Россией» [168, с.521]. Однако для формального международного признания Черногории ссылок на переписку было недостаточно.