Русские исторические женщины

Этот таинственный Димитрий в Москве. Каковы были его отношения к Ксении, которая, по его царственным претензиям, должна была приходиться племянницей этому проходимцу, как племянница царя Федора Ивановича по его жене, сестре Годунова – это остается тайной. Народ считал Ксению жертвой сластолюбия «Гришки Расстриги», потому что он застал в Москве девушку уже одну, круглой сиротой, и в качестве дяди должен был ей покровительствовать, а в качестве разнузданного властелина, каким он отчасти и был в самом деле, мог делать со своей беззащитной жертвой, что угодно.

По крайней мере до Польши дошли слухи, что неведомый Димитрий, уже сосватавший себе в невесты дочь Юрия Мнишка, Марину, в Москве воспользовался беззащитностью Ксении: говорят, что он действительно полюбил ее, что, конечно, едва ли могло быть невероятным, хотя это обстоятельство, нам кажется, не должно бросать никакой грязной тени на нравственную чистоту Ксении.

Как бы то ни было, но слухи эти ходили не только по Москве, но достигли, в самую глубь Польши, до слуха Мнишка и Марины. Марина начала ревновать своего жениха к Ксении. Мнишек, не отпуская на Москву своей дочери, несмотря на все просьбы и требования Димитрия, писал ему: «Есть у вашей царской милости неприятели, которые распространяют о поведении вашем молву; хотя у более рассудительных людей эти слухи не имеют места, но я, отдавши вашему величеству сердце и любя вас как сына, дарованного мне от Бога, прошу ваше величество остерегаться всяких поводов, и так как девица Ксения, дочь Бориса, живет вблизи вас, то, по моему и благоразумных людей совету, постарайтесь ее отстранить от себя и отослать подалее».

Несчастную сиротку, действительно, отстранили и отослали далеко: ее постригли в монахини под именем Ольги и сослали в монастырь на Белоозеро.

Вот об этой-то поре жизни девушки сохранились песни, которые пела Ксения о себе самой и которые, вероятно, пели и другие девушки того времени, так как песни эти уже обращались тогда в народе. В высшей степени важно то, что песни эти пелись тогдашним русским народом еще при жизни Ксении, потому что записаны были в России англичанином, бакалавром Ричардом Джемсом в 1619-м году, а Ксения умерла в 1622-м году, через три года по отъезде Ричарда Джемса из Москвы.

В этих песнях Ксения оплакивает свои и всего своего семейства несчастия, боится, то «Гришки-растриги», который едет к Москве, «хочет ее полонить», а полонив постричь, а ей молодой девушке, в монастырь идти боязно, не хочется – «чернеческого чину ей не сдержати», захочется ей отворить «темные кельи», «посмотреть на добрых молодцев». Плачется она о своих царских теремах, о милых переходах». Плачется о том, кому достанутся их высокие хоромы, «браные убрусы», «золотая ширинки», «яхонтовые сережки» – не для чего уже будет надевать на себя эти украшения, а нужно будет. идти в темные кельи – «благословиться у игуменьи».

Но лучше мы приведем, с математической точностью, как они тогда записаны были для Джемса, – эти полные милой наивности песни, отдающие такой прелестью простоты и безыскусственности: