Русские истории

А стоит опять оживить отдалённое имя —
земные истоки и связи предстанут иными,
и вновь через дали натянется нитью живой,
что Екатерина Петру приходилась женой.

И выступит снова из-под многолетнего сплава

роднящая Катер и Питер недобрая слава,
и сколько холодные камни водой ни кропи —
не вымыть из их родословия царской крови…

Но если по крови и памяти – чем не столица?

Как будто столицею надобно только родиться
иль тихою сапою выйти из гиблых грязей
по воле ордынских татар и великих князей.

Не всё ли равно, что Исеть припадает к Тоболу?

Россия давно приучила себя к произволу.
Когда приглядеться, окажется и Петроград
с лица европеец, с изнанки – полуазиат…

И сам я таков в незапамятных дедах и бабках,

чей след обрывается в пронумерованных папках,
откуда и чуткому сердцу предстанет не вдруг
резной полукаменный старый Екатеринбург

с его огородами, банями и лошадями,

печными дымами, Сенной, Дровяной площадями,
гранильною фабрикой и паровозным гудком,
железным заводом и Маминым-Сибиряком.

Но век миновал, и отныне в любую погоду

на прежние улицы нет ему нового ходу,
хотя при желании сыщется с малым трудом
земля, где стоял да не выстоял дедовский дом.

На улицах этих теперь задирается к небу

стеклянными башнями полуварначеский Ебург.
А, впрочем, своё поминая житьё-бытиё,
весёлый уральский народ упирает на «Ё».

Хотя по весне зеленеют берёзы и пашни,

и ящерки греются на родоните и яшме,
уже до поры, пересказана для детворы,
состарилась в девках Хозяюшка Медной горы…

Но время покажет ещё, кто законченный урка.

И если уже не воротишь Екатеринбурга,
наверное, этот неписаный город нехай
походит лицом заодно на Москву и Шанхай,
тем более сросся хребтиною и сердцевиной
навеки и с той, и с другою земной половиной…

III