Русские истории

Я – только ячея,
зерно земного проса…
Какая толчея
на виа Долороза!
Искать нетленный след
зачем, скажи на милость,
где всё переменилось
за двадцать сотен лет?

За лавкою – лабаз,

исполненный соблазна,
и муэдзин намаз
вещает громогласно.
За древние дела
не ведают позора
сумятица базара,
мечетей купола…

Высок и не багров

над головою полдень.
Во храме вправду гроб,
да вправду ли Господень?
Не лжёт ли вещество,
означившее обок
цепочку остановок
мучительных Его?

Что грудью уловлю,

что вырастет в итоге?
Чем жажду утолю
на каменной дороге?..
И снова путь Христа —
на веру и во имя.
Во Иерусалиме
такая суета…

IV

Пахли миро и ветки мирта,
но сказал ожидавший их:
– Не ищите Его средь мертвых,
а ищите среди живых…

Поэтическая омерта,

звон оружий сторожевых:
иногда поминают мёртвых,
а живых – на три ножевых.

Но – афера или оферта —

растворяется в дождевых:
не ищите меня средь мертвых,
а ищите среди живых…

V

Две статуи – от времени седые,
а поглядел – и словно осиян:
о, Господи – какие молодые
Мария и апостол Иоанн!

Художество иное – дело вкуса,

но истинное ломится под дых:
выходит, что земного Иисуса
история – она про молодых…

Не потому ли, не увековечен

в соблазну отвечающей плоти,
всё больше молодых красивых женщин
с годами я встречаю на пути?

Разбрасываю камни и плоды я,

мне сердце распирает океан.
Но, Боже мой – какие молодые
Мария и апостол Иоанн…

VI

Эне, бене, рики, бос,
прятки-перепрятушки…
Сидит босенький Христос
на руках у матушки.

Из объятия Её —

тёплого, охранного —
видит острое копьё
да крыло архангела.

– Мама, мамочка – не лгу:

вот, что будет далее…
Потерялась на бегу
левая сандалия…

Что сулится, может быть —

бронью не оденешься.
Выходи – тебе водить.
От судьбы не денешься.

Но пока не отрешу

на дорогу лютую,
дай согрею, отдышу
ножку необутую…

VII

Ни эллина, ни иудея —
литая словесная связь…
Здоровая вроде идея,
а всё-таки не прижилась.

Немногое сонную совесть

больнее берёт за живьё,
чем эта еврейская повесть
во всех вариантах её.

Но каждый крещёный народец,

своё различая с небес,
рисует глаза Богородиц
на собственный лад и разрез.

И русский душевнее верит

и молится: «Боже, прости…»
во храме у моря Кин'eрет
во имя двунадесяти.

Когда б, о несходстве радея,

мы тем исчерпались дотла…
Старинная вроде идея:
ни эллина, ни иудея —
а всё-таки не умерла.

VIII