Русские хроники 10 века

На жизнь его уже покушались. Восемь лет назад Рогнеда, первая жена, уже родившая сына Изяслава, пыталась зерезать сонного. После затянувшегося веселия приехал в сельцо Преславино, в котором поселил жену-строптивицу. Захотелось бурного, необузданного. Рогнеда не податливая гречанка, не покорная наложница и не сластолюбивая любодейка-боярыня, не жена – рысь дикая, случалось – и кусалась, и царапалась. Добившись своего, уснул. Какой бог спас его, торкнул среди ночи? Открыв глаза, увидел уже занесённый над собой, блестевший в лунном сиянии нож, рванулся в сторону.

То было иное, семейное. Рогнеда не князя убивала, мужа ненавистного.

2

Путь великого князя к Киеву, словно путь грабителя-кочёвника, сопровождали дымы горевших храмин, костров, на коих сжигали деревянные капи богов.

В Киеве, отложив отдых, рядили, с ходу ли город крестить или повременить. Совет разделился, великий князь – одно, верхний боярин – другое. Князю поддакивали Воробей, Брячислав, Волчий Хвост. Сторону боярина держали Позвизд, Путята, Олег, Ждберн. Градские старцы затылки скребли: и Добрыня прав, и великому князю перечить не хотелось. Бояре спорили, перебивая и друг друга, и великого князя.

– Киев не Родень, не селище, нахрапом брать не след.

– Чего ж сиднем сидеть да ждать? – гневливо кричал князь. – И десять, и двадцать лет пройдёт, пока кияне сами покрестятся.

– Сиднем сидеть и нахрапом брать не станем, – Добрыня не говорил, ковадлом слова припечатывал. – Как в Корсуне рать крестили, так и Киев окрестим. Пошлём в город, и на Подол, и на Гору, и в Гончары попов, чтоб слово божье проповедовали, вере учили. Из челяди доброхотов наберём, чтоб склоняли киян к крещению, дня через три окрестим.

Закусив губу, Владимир подошёл к окну, повернулся спиной к боярам. Сверкание серебряной головы идола в лучах заходящего солнца раздражало. Идол, коему ещё три года назад истово поклонялся и понуждал других к тому же, стал ненавистен. Владимир резко повернулся лицом в горницу, посмотрел в глаза молчавших до сих пор Воробья и Ждберна.

Варяг ответил безразличным взглядом, пожал плечами.

– Прикажешь – хоть завтра крестить начнём. Однако боярин Добрыня верно рек, лишняя кровь прольётся, ни к чему это.

Бывший дядька раздражал своей рассудительностью и постоянной правотой, но к словам его следовало прислушаться. У киян нужно пошатнуть веру в старых богов и прогнать из города волхвов, чтобы те не затеяли смуты.

По глазам Воробья понял: тот готов на всё, только прикажи, слова поперёк не скажет. Потому и приказал:

– Утром возьми сотню, скачи на Лысую гору, старое капище с землёй сравняй, идолов пожги.

– А волхвов? С ними что делать, коли противиться начнут?

– Скажи, пускай в попов перекрещиваются! – хохотнул Позвизд.

Волчий Хвост добавил:

– В шею гони, пускай в леса идут, там идолам своим молятся.

Добрыня решил иначе.

– Думаю, всех волхвов согнать в Вышгород. После крещения прогоним в шею, а до него надобно под приглядом держать. На Подоле две сотни дружинников поставить, чтоб не давали вече собрать. Что рать без десятинников, сотников, тысяцких, воевод? Так же и кияне, купно не дадим собраться, а поодиночке противиться не станут.

На следующий день с утра везде, где собирались кияне, гости, появлялись попы, читали молитвы, пели псалмы, славили Христа, хулили древних руських богов, пугали геенной огненной, крещёным сулили вечную жизнь. На торжищах, и на малых, уличанских, и на больших – на Бабьем Торжке, и на подольском Торговище, и в Гончарах – разносчики-коробейники заводили разговоры, толковали с людством.

– Сами подумайте, братие! И князь, и бояре, и дружина крестились. Князь наш удачлив, и Христос ему помогает, и Богородица. Ныне и с булгарами у нас мир, и с ромеями. В днепровском устье рыбу можем ловить, где захотим, и зимовать, где поглянется. Корсунь-град покорился нашему князю. А град тот крепок, кромный, городницы да вежи каменные, высокие, а вот не устоял перед нашим князем. За что князь ни возьмётся, во всём удача. А бояре? Когда, где вы, братие, видели, чтоб боярин всуе, во вред, в убыток себе что-нибудь делал? Коли князь, бояре крестились, то и нам, братие, креститься пора пришла.