Путники шли по торной дороге, прорезавшей луговину. Слева глухо шумел Волхов, готовящийся к зимней спячке. Искрился иней, пятнами и полосами прихвативший траву. Воздух был свеж и чист, лёгким утренним морозцем нарумянил щёки мальчишке. Голоса грузчиков, разгружавших лодию, долго сопровождали паломников. Дорога свернула вправо и вывела к плоской возвышенности. Середину возвышенности занимало святилище, представлявшее собой окружённую земляным валом округлую, вытянутую с севера на юг площадку. Длина святилища имела два на сто саженей, ширина – полсотни. Дорога поднялась по пологому склону и вывела к проходу в земляном ограждении. Ставрик притих, утишил дыхание, словно оробел. На праздники, моления, в святилище бывало многолюдно, он только и видел, что чужие спины. Теперь же они входили в святилище вдвоём, и ничто не препятствовало взору. Верх крады имел в ширину сажени полторы. Вал был не сплошь земляной. По обе стороны от входа на валу располагались несколько вогнутых площадок, выложенных почерневшими от огнищ каменьями. То были места, где тела покойников превращали в пепел, души вместе с дымом уносились к богам и навечно переселялись в Навь. В полутора десятках саженей от входа, вдоль крады располагались с обеих сторон бревенчатые хоромы. Перед хороминой, из трубы которой поднимался дым, лежали кучи песка и глины. Возле другой, лицом к солнцу, сидели двое седобородых старцев. Узловатые пальцы их перебирали струны на крыластых гуслях, губы беззвучно шевелились.
– То старцы-кощунники, – негромко произнёс отец.
– Ага, – так же тихо отозвался сын, во все глаза разглядывая волхвов.
Посреди утоптанного за многолетье требища Добрыга остановился, велел сыну:
– Стой здесь, – сам скрылся в храмине.
Ставр постоял, оглядываясь, почесал ногой ногу. Пробежаться бы, заглянуть в храмины, поглядеть, чем волхвы заняты. Поди, день-деньской над чарами колдуют, смотрят, что было, что будет. Но святилище не родная Рогатица, куда захотел, туда пошёл, заругаются волхвы, боязно. Не успел Ставр забояться по-настоящему, вернулся отец в сопровождении средних лет волхва. Ставр думал, все волхвы – старые старики.
– Идите, восславьте Рода и всех богов наших, – приговаривал волхв. – Требы твои обильны, боги помнят тебя. Мы довольны тобой, Добрыга. Учи тому же челядо своего, по Прави жить, богов славить. Идите.
Отец с сыном пересекли требище и оказались у внутренней крады, правильным кругом опоясывавшей вымощенную камнем площадку. На краде выступающими лепестками располагались восемь каменных кострищ. Сейчас камни были серы от усыпавшей их золы. В противоположной стороне круга высилась святыня – капь Рода.
Капь представляла собой закопанный в землю полуторасаженный четырёхгранный дубовый столб, завершаемый круглой шапкой. С верхней грани на молящихся смотрела важная женщина, под ней мужчина раза в три меньше ростом тянул в стороны руки, словно хотел с кем-то сплести их. На нижней грани был изображён хвостатый ящер.
Добрыга поблагодарил богов за мирную жизнь, за достаток в доме, просил не оставлять его с семейством своим попечением. Затем обратился к Сварогу, покровителю ковачей. То была главная молитва, из-за неё и пришёл в святилище, с вечера ещё задумал. Просил Добрыга Сварога обратить сердце старшего сына Якуна к корчему делу. Давно приметил: нет у Якуна усердия, не лежит душа у сына к отцовскому делу, и от того болело отцовское сердце. Помолившись, объяснил сыну:
– На нас смотрит Макошь, с той стороны, – показал левой рукой, – Лада, а там, – поднял десницу, – Перун. На полдни смотрит Дажьбог. То всё – небесные боги, под ними людие в хороводе, то – земля, внизу – ящер, то поддонный и подземный мир. Всё вместе – Род животворящий, он во всё сущее жизнь вдохнул.
Перед капью горел небольшой костёр, питаемый дубовыми полешками. На исходе года, тёмной студеньской ночью костёр угасал. Верховный новгородский волхв Богомил добывал живой огонь, и начинался праздник Рода, рождался Род и зимнее солнце – Колядо, а через пять дней начинался Новый год. Живой огонь волхвы добывали ещё дважды – в месяце сухом, на Масленицу, и в кресене – на Купалу. Ставр с приятелями, сколько ни пытались, не смогли добыть огня, как волхвы. Деревяшки обугливались, пахло жжёным деревом, даже дымок курился, мальчишеские ладошки немели от усилий, но огонь так и не появлялся.
Научить отпрыска жить по Прави и славить богов – первейшая отцовская обязанность. Не выходя за пределы внутренней крады, Добрыга объяснял челяду устройство мироздания, как сам его понимал. По отдельности мальчонка понимал про каждого бога, но единым целым божественное устройство не воспринималось.
Световит – божий свет, Дажьбог – белый свет, Хорс – солнце. А ещё – Колядо, Ярило, Купала.
Все разные и всё едино. Если Хорс – солнце, то кто такой Колядо? И почему зимой – Колядо, а летом – Купала?