Читаем Русские хроники 10 века полностью

Рядец развернул на столе пергамент, Добрыня стоял за спиной, сам смотрел, Владимир воскликнул в нетерпении:

– Читай, чего молчишь?

– В хартии Святослава говорилось о мире, о любви, что установятся меж греками и русскими. О гостях, мыте князь не рядился. То было понятно. Не в тех обстоятельствах ряд укладывали, чтоб льготы гостям устанавливать.

– Давай Игореву хартию, эту прибери.

Добрыня сел на лавку, закинул руки за голову, следил за неторопким рядцом. Тот забубнил:

– Мы – от рода русского, слы и гости, Ивор, посол Игоря, великого русского князя и общие послы…

– То пустое, – перебил Добрыня. – Далее гляди, о чём ряд уложили.

Глотая слова, перескакивая строки, рядец одолел перечисления послов, уверения в любви и дружбе, дошёл до сути.

Вот она, державная премудрость. Это не балмошных вятичей данью обкладывать. Тут каждое слово весомо, многажды продумано.

Уложения о торговле, допуске руських людей в Царьград, порядок разбора споров Владимир велел читать медленно и внятно. Некоторые места захотел прослушать дважды.

Добрыня отметил про себя – сыновец в державного мужа превращается. Не только блуд да веселие на уме. Не пропали его усилия зря. Но не внутренние потребности возмужалого воспитанника заботили сейчас Добрыню. Воевода поднялся с лавки, заходил по горнице.

– Вишь, как в Игоревом ряде уложились. Уж Игорев ряд менять надо, а сейчас и того нет, – проговорил осердясь. – Платить мыто – того в ряде не было. Ежели гость с княжьей грамотой приехал, то торгует вольно. Ныне же и корсуньцы десятину тянут, и Царьграду плати.

Владимира же раздражал недостаток почёта, оказываемый ромеями руським людям.

– Почто зимовать в Константинополе руським гостям нельзя? – от избытка чувств Владимир фыркнул. – Жить можно только в посаде, и то в одном месте, в Царьград входить с царёвым мужем и без оружия. У нас гости живут вольно. Нешто руськие гости дети малые или крамолу против басилевса учинить хотят? Такой ряд менять надобно. Коли у басилевса нужда в Руси есть, так пускай греки руських людей почитают, а не считают нас дикими сыроядцами.

– То по договору зимовать в Константинополе греки не позволяют, – сердито басил Добрыня. – Ныне и вовсе руським гостям только три месяца в Царьграде жить позволяют. И всё под приглядом царёва мужа. Греки его лигатарием кличут, – вымолвил без запинки чужеземное слово. – Без того лигатария шагу ступить нельзя, – развернувшись у окна, кивнул рядцу: – Бери чистый лист, писало, записывай.

Начал Владимир.

– Перво-наперво запиши: ежели руськие гости пожелают, то место им для жительства в самом Царьграде отводили, а не в посаде. И живут, сколько понадобится, хоть год, хоть два.

Добрыня вставил своё.

– Руським гостям, что имеют грамоту великого князя, торговать вольно. Ни в Корсуне, ни в Царьграде мыта с них не брать.

Рядец не успевал записывать, и Владимир с Добрыней заговорили меж собой.

– Как же ты говорил, верный человек в Царьграде год прожил, коли гостям позволяют три месяца жить, а зимовать и вовсе не дают.

Владимир смотрел прищурившись, словно уличал уя во лжи.

– Я ж объяснял. Ромеи жадны до золота и подарков. Мужи и жёны, что в царёв двор вхожи, до блуда охочи. Через золото да блудную жену много узнать и сделать, что законом запрещено, можно. Дак золота да подарков не напасёшься.

– Так, записывай далее, – продолжал Владимир, заметив, что рядец бездельничает. – Чтоб в Днепровском устье руськие люди рыбу ловили вольно, где хотят, понадобится – и зимовать оставались, где захотят, – спросил у Добрыни: – Ещё чего добавим?

– Чтоб в Царьграде руським людям и слам, и гостям, и всяким, кто по иной надобности приедут, коли грамоту великого князя иметь будут, входить вольно и при оружии. Ежели какие споры с греками выйдут, то пускай те споры царёв муж разбирает, как в Игоревом ряде уложено. На сем закончим. Слы ромейские прибудут, послушаем, что скажут. С дружиной потолкуем, потом решим, – и велел рядцу: – Пока спрячь свиток.

3

Вести были благими, хорошие были вести. С булгарами установили вечный мир, с ляхами замирились, печенеги притихли. Подошла середина лета, а степняки не пересекали русских рубежей. Византия, могущественная, змеенравная, привыкшая действовать чужими руками, захлёбывается в собственных неурядах. Долгая брань – что дыра в бочке. Через дыру вся вода выльется, брань все куны из казны вытянет. Нет сейчас у греков лишнего золота, чтобы печенегов или угров на Русь натравливать. Потому надо пользоваться затишьем и заселять Рось. Города сразу не поставить, о том спорили до хрипоты. Город надо чем-то кормить. Нынешних весей да твердей, запрятавшихся в поросских лесах, мало. Не прокормят они городов. Причины две. Малочисленны веси и жита мало растят. О том много с Огнеяром Добрыня беседовал. Для чернозёмов нужны плуги, рала с лемехами. Где их возьмут поросские смерды?

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги