Русские князья в политической системе Джучиева Улуса (орды)

Весьма показательны события после похода на Москву в 1382 г. Токтамыша, когда хан задержал на долгое время в своей ставке в качестве почетных заложников сыновей всех русских великих князей: Василия Дмитриевича Московского[321], Александра Михайловича Тверского[322], Василия Дмитриевича Нижегородско-Суздальского[323], Родослава Олъговича Рязанского[324]. Причем московскому княжичу было только 12 лет (родился в 1371 г.), то есть, до положенных 15-ти лет он дожил уже будучи заложником.

Обращает на себя внимание, в связи с ордынскими правилами аманата, отъезд в 1320 г. и пребывание в ставке хана Узбека до 1322 г. московского княжича Ивана Даниловича, младшего брата владимирского на тот момент князя Юрия Даниловича. Ко времени его отъезда старшие его братья уже умерли (Александр в 1308 г., Борис незадолго до поездки в 1320 г.). Именно в 1322 г. князь Юрий лишается ярлыка на княжение и Иван, по всей видимости, выполнив военную задачу хана (сопровождал посла Ахмыла в Ростов), остается на Руси. Учитывая, что у Юрия не было сыновей, отправка в качестве заложника младшего брата выглядит с точки зрения ордынских традиций вполне правдоподобно.

Для установления размеров дани и мобилизационных возможностей на Руси, как известно, начиная с зимы 1256–1257 г.[325] была проведена перепись населения, когда «числениці исщетоша всю землю Сужальскую и Рязанскую, и Мюромьскую и ставиша десятники, и сотники, и тысящники, и темникі»[326]. У нас нет оснований полагать, что на территории русских княжеств были установлены иные мобилизационные правила и нормы, нежели во всей империи монголов. Этот вывод подтверждается словами «Жития Александра Невского», в котором отмечается, что «Бе же тогда нужда велика от иноплеменникъ и гоняхут христианъ, велящее с собою воинъствовати»[327]. Таким образом, на Руси, как и на всех подвластных каганам территориях была введена воинская повинность по монгольскому образцу, восходящему к кочевнической традиции.

В китайской династийной истории Юань-ши также упоминается о наличии воинских реестров, связанных с переписными мероприятиями: «Если [учитывать] названия и численность [войск], то имелись: реестр 2-го года [правления] Сянь-цзуна (1252 г.), реестр 8-го года [девиза] Чжи-юань [правления] Ши-цзу (1271 г.) и реестр 11-го года [девиза Чжи-юань] (1274 г.). При этом вновь присоединившиеся войска имели (свой реестр от 27-го года [Чжи-юань] (1290 г.). Из-за того, что войсковые реестры являлись особо важной военной тайной, ханьцев не [допускали] читать их цифры. Даже среди тех ближайших [к императору] сановников Верховного тайного совета, которые ведали и самолично распоряжались армиями, только лишь 1–2 высших чиновника знали их»[328].

Первый из упомянутых реестров связан с мероприятиями по переписи населения, проведенных Менгу-кааном в 1252–1259 гг. Связь реестров 1271 и 1274 гг. с переписями населения находят подтверждения в свидетельствах русских источников: в Новгородской 4 летописи отмечается, что «в лѣто 6781 (1273). Бысть число 2-е изъ орды царя[329]; в Никоновском своде данное мероприятие отнесено к 1275 г.: «въ лѣто 6783 (1275). Того же лѣта бысть на Руси и въ Новѣгородѣ число второе изо Орды отъ царя, и изочтоша вся, точію кромѣ священниковъ, и иноковъ и всего церковнаго притча»[330].

Исходя из сопоставлений общеимперских реестров со сроками переписей на Руси, мы можем предполагать проведение очередной переписи около 1290 г. Однако свидетельств о ней в источниках мы не находим.

Необходимо отметить, что Плано Карпини проезжая в Орду в 1246 г. через южнорусские степи застал в них имперского чиновника, проводившего перепись: «в бытность нашу в Руссии, был прислан туда один Саррацин, как говорили, из партии Куйюк-кана и Бату, и этот наместник у всякого человека, имевшего трех сыновей, брал одного, как нам говорили впоследствии; вместе с тем он уводил всех мужчин, не имевших жен, и точно так же поступал с женщинами, не имевшими законных мужей, а равным образом выселял он и бедных, которые снискивали себе пропитание нищенством. Остальных же, согласно своему обычаю, пересчитал, приказывая, чтобы каждый, как малый, так и большой, даже однодневный младенец, или бедный, или богатый, платил такую дань, именно, чтобы он давал одну шкуру белого медведя, одного черного бобра, одного черного соболя, одну черную шкуру некоего животного, имеющего пристанище в той земле, название которого мы не умеем передать по-латыни, и по-немецки оно называется ильтис (iltis), поляки же и русские называют этого зверя дохорь (docliori), и одну черную лисью шкуру. И всякий, кто не даст этого, должен быть отведен к Татарам и обращен в их раба».