В книге канадского траппера, то есть профессионального охотника за пушниной, Эрика Кольера, «Трое против дебрей» описано, как он строил себе дом на своем охотничьем участке. Этот человек родился в Англии, учился на юриста, потом уехал в Канаду к родственникам, работал на ферме, а затем, после 11 лет пребывания в Канаде, купил себе участок леса в Британской Колумбии, канадском округе, по природным условиям напоминающем нашу Сибирь где-либо в районе Иркутска, и переселился туда с женой-индианкой и ребенком. Это уже ХХ век, и Кольер, человек образованный, знал, что такое радио, автомобиль и прочие блага европейской цивилизации. А вот того, что знал неграмотный русский мужик, он не знал. Он пишет, что, когда на поляне встали четыре смолистых стены, «Лилиан наколола и настрогала тонкие и прямые сосновые шесты, и я вбил их между бревнами <…> и замазали щели густой грязью». Это в тайге, среди моховых болот! И какие же щели между бревнами были, чтобы в них можно было забивать тонкие шесты! Это насколько нужно было утратить навыки бревенчатого срубного строительства!
Русский же плотник поступал по-другому. Прежде чем положить одно бревно на другое, он в этом втором бревне по всей длине вынимал топором неглубокий желоб по форме и размеру нижнего бревна. Так что бревна очень плотно прилегали друг к другу, и на сравнительно большой площади: верхнее бревно как бы охватывало часть нижнего. А когда просохший сруб (рубили избу не сразу, а давали срубу из сырого дерева выстояться, и под собственной тяжестью бревна еще плотнее прилегали друг к другу) раскатывали и клали из помеченных венцов уже само жилище на фундаменте из мощных «стульев», осмоленных или обожженных толстых обрубков бревен, тогда между бревнами укладывали слой болотного мха-сфагнума. Заготовка такого мха, навивавшегося на небольшие елочки с сучьями и так продававшегося, между прочим, тоже была крестьянским промыслом. Мох не гниет и его боится всякая нечисть. Недаром споры сфагнума использовались в медицине для присыпки ран от воспаления, и недаром грибы, растущие во мхах, всегда чистые, без единой червоточинки.
Рубить сруб в чашку проще всего. Но дождевая вода, скатываясь по бревнам, может затекать в чашку, и по углам сруб начнет гнить. Поэтому иногда срубы рубились «в охлуп»: не верхнее бревно клалось в чашки, а нижнее накрывалось чашками верхних. Правда, так подгонять бревна немного сложнее.
При такой рубке концы бревен торчат по углам. Это не очень красиво, а если дом предполагается обшить сверху тесом или даже оштукатурить, то углы просто будут мешать. Поэтому для некоторых построек применялась довольно сложная рубка «в зуб». Она настолько сложна, что ее и описать-то непросто. Конец каждого бревна обрубался таким образом, чтобы каждая плоскость четырехгранного объема представляла собой трапецию. В результате сопряженный угол из двух перпендикулярных бревен не мог разойтись, получался гладким и ровным.
Были и иные способы рубки. Например, рубили «в иглу», чередуя в стене тонкие и толстые бревна. Но этот способ применялся уже не для жилья, а для недорогих хозяйственных построек.
Учитывая, что вершинки бревен тоже должны быть достаточно толстыми, длинное бревно в лесу выбрать трудно. Максимум, что можно набрать на целый большой сруб, – это девятиметровые бревна. Да и то не всегда. Поэтому часто приходилось сращивать короткие бревна. Выработано было и несколько приемов сращивания. Например, конец каждого из сращиваемых бревен обрабатывался так, чтобы получался
Но, конечно, сруб из срощенных бревен не столь уж прочен. Нижние бревна, хотя бы два-три венца, употребляли цельные. Вообще, вниз клали самые толстые, «кондовые» бревна, а кверху их толщина уменьшалась. А замки срощенных бревен располагались вперебежку, ближе то к одному углу сруба, то к другому, так что замок лежал на цельном бревне и таким же бревном накрывался. Если можно было, то срощенные бревна чередовались с целиковыми. Но так или иначе, сруб получался прочный и мог спокойно простоять столетие. Конечно, если он был построен из хорошего леса.