Русские летописи и летописцы X–XIII вв.

И уж совсем нет оснований называть повесть Галицкой, а ее автора считать галичанином. Она, бесспорно, волынская и написана волынским автором.{24} Это отчетливо следует из самого содержания повести. Летописец не скрывает своих чувств и эмоций при описании действий галицких бояр. Они у него всегда «безбожные», «неверные», «льстивые», «кромольные». Наверное, эти обобщения не всегда адекватны. Часть галицких бояр в отдельные периоды симпатизировала Данилу, однако летописец концентрирует свое внимание только на боярах-отступниках. Иногда, как в случае с Молибоговичами, он сравнивает их со Святополком Окаянным, убившим братьев. В ряде мест эпитет «невернии» вообще приложен ко всем галичанам. «Королеви же посадившу сына своего Андрея в Галичи, свѣтомь невѣрныхъ Галичанъ».[686] Конечно, будь автором «Повести» галичанин, он, несомненно, ушел бы от такой откровенной антигалицкой направленности.

Выдает в авторе «Повести» волынянина и его особое отношение к Владимиру. Он неоднократно подчеркивает, что Данило препоручал столицу Волыни брату Васильку, чтобы тот охранял ее от неприятелей. Данило неустанно боролся за Галич, но истинным его домом летописец считал Владимир. Когда после возвращения из Венгрии Данилу не удался его поход на Галич (статья 1235 г.), он «воротися домовь», то есть во Владимир.[687] С особой гордостью он описывает впечатление, которое произвел Владимир на венгерского короля: «Оттуда король поиде ко Володимѣрю, дивившуся ему, рекъшу: „Яко така града не изобрѣтохомъ ни в Нѣмѣчькыхъ странахъ, тако сущу оружьникомъ стоящимь на немь, блистахуся щити и оружници подобии солнцю“».[688]

Аналогичную мысль в свое время высказал М. С. Грушевский. Согласно ему, хотя центром рассказа является «галицкий мятеж», все же особой ознакомленности и близости к Галичине его автора не заметно. Тот тон, каким он говорит о «неверных» и «безбожных» галичанах, скорее свидетельствует о том, что жил он не в Галичине, а на Волыни или в Побужье.[689]

Думается, нет смысла гадать о том, где жил автор «Повести» после возвращения Данилом галицкого стола. По происхождению он бесспорно волынянин, что же касается места жительства, то без особого риска впасть в ошибку можно сказать, что он проживал там же, где и его сюзерен Данило Галицкий.

М. С. Грушевский полагал, что похвальные выражения в адрес «печатника Кирилла», Данилового канцлера, наводят на мысль, не был ли летописец одним из писарей княжей канцелярии, помощником печатника.[690] Предположение вероятное, хотя доказать его на основании имеющихся данных чрезвычайно сложно. Не исключено, что этим летописцем мог быть и сам печатник Кирилл.

Следующая повесть Ипатьевской летописи озаглавлена «Побоище Батыево». Название ее, конечно же, условное. В действительности содержание этой части летописи значительно шире. В ней отчетливо прочитывается несколько тем: новая — о вторжении в пределы Руси монголо-татар и две старые — о борьбе Данила за восстановление своего положения в Галичине и о войнах с Польшей, Литвой и ятвягами.

Собственно повесть «Побоище Батыево» не является оригинальным творчеством галицко-волынского летописца. Большая ее часть позаимствована им у северо-восточных и киевских коллег. Еще А. А. Шахматов предполагал, что основным источником повести являлся Владимирский Полихрон, созданный при дворе митрополита Максима после его переезда из Киева во Владимир на Клязьме в начале XIV в. В свою очередь, в Полихроне были объединены записи как северорусских, так и южнорусских летописей.[691]

Более поздние попытки представить повесть «Побоище Батыево» как целиком южнорусское, точнее киевское произведение, принадлежащие В. Т. Пашуто, А. И. Генсерскому и другим исследователям, не кажутся убедительными.[692]

Здесь нас интересует не вся повесть, но лишь та ее часть, которая бесспорно написана галицко-волынским летописцем. Теоретически это рассказ о прохождении монголо-татар по Волыни и Галичине, практически к нему следует отнести и некоторые вставки в более ранних записях. Видимо, прав Н. Ф. Котляр, полагавший, что вполне отчетливую галицко-волынскую окраску имеет эпизод, в котором речь идет об изгнании из Киева Ростислава Смоленского Данилом Романовичем и вручение древней столицы Руси его посаднику Дмитрию.[693] «Данилъ же ѣха на нь, и я его, и остави в немь Дмитра, и вдасть Кыевъ в руцѣ Дмитрови обьдержати противу иноплеменьнихъ языкъ, безбожныхъ Татаровъ».[694] Это событие произошло после того, как Михаил Всеволодич, напуганный приходом к Киеву монголо-татар Менгу-хана, бежал из города и его занял Ростислав Мстиславич. По времени это конец 1239 г.