Русские на снегу: судьба человека на фоне исторической метели

Залесский приказал Соину зачитать постановление Совета Труда и Обороны СССР № 100, изданное в 1940-ом году, согласно которому контрразведчики при воинских частях подчиняются комиссарам. А поскольку институт комиссаров отменен и их права и полномочия переданы командирам, то выходило, что Филатов действительно подчиняется Залесскому. Не учёвший этого обстоятельства Филатов от удивления разинул рот. А Залесский дал волю чувствам. Он, весь дрожа, принялся орать на Филатова, называя его сопляком, бездельником и дармоедом. Ошеломленный контрразведчик что-то пытался лепетать в ответ, а потом только злобно посматривал на командира. После этой сцены, выходя из командного пункта полка, и проходя мимо меня, он пробормотал сквозь зубы: «Подожди, я тебе еще покажу». Сволочь была опасная. В этом мы убедились уже в Ростове, когда лакомились рыбой у нас на квартире — Залесский, я и Соин. Вдруг я услышал поскрипывающие шаги под нашими окнами, возле которых сидел. Я прихватил пистолет и вышел на улицу. На пухлом снегу, морозы к тому времени спали, ясно обозначились протекторы шипованных сапог. Таких сапог было не так уж много в нашем, порядком обносившемся, полку. Мы сразу же вызвали к себе на квартиру ординарца командира полка Шмедера, ведавшего у нас обмундированием, и поинтересовались, сколько таких сапог поступило в полк и кому они выданы. Выяснилось, что шесть пар, а самый большой размер, точно соответствующий отпечатку подошвы на снегу под нашим окном, достался Филатову. Сволочь испортила наш ужин, во время которого я блеснул, было, своими познаниями и умением обращаться с рыбой. Ведь мы уже были недалеко от моих родных мест — Красная Армия вышла к Азовскому морю. Залесский оставил тарелку, и принялся писать рапорт на имя командующего 8-ой воздушной армии Хрюкина с категорическим требованием: или убрать из полка контрразведчика Филатова, не дающего ему воевать, или убрать его самого с должности командира полка. Разошедшийся Залесский через голову командира дивизии подал рапорт прямо Хрюкину. А Хрюкина знал Сталин — особистское начальство с этим считалось. Поскольку такого дерьма, как Филатов, в ближайшем тылу можно было черпать любым экскаватором, а командиров авиационных полков, умеющих изо дня в день успешно вести людей в бой, а то и на смерть, было негусто, то через неделю Филатова из нашего полка, как ветром сдуло.

Как нам стало известно, его направили представителем контрразведки к танкистам. А это были не интеллигентные авиаторы. Танкисты, ежедневно десятками горевшие в своих машинах, с Филатовым не церемонились, да и трудно ему было отвертеться от участия в боях. В авиации можно было сослаться на то, что не умеешь летать, но для того, чтобы залезть в танк, особого ума не надо, да и места в танке, в отличие от истребителя, еще на одного человека хватает. И ребята-танкисты, засыпавшие после каждого боя, прямо в машине под скорлупой ледяной брони мертвым сном до предела истощенных людей, взяли с собой нашего отважного Филатова, все радеющего за чистоту рядов, в один из боев, на Миус-фронте, где он сгорел в танке вместе со всем его экипажем. Подвело парня усердие.

Но вот, в отличие от Сталинградской Победы, наша не принесла нам особой пользы — представителем контрразведки в полк прислали еще большую сволочь, старшего лейтенанта Лобощука. Но это уже другая история, а пока, воспользовавшись резким потеплением, наши войска бодро рванули вперед и 12-го февраля 1943-го года, после короткого, но ожесточенного штурма, взяли Ростов. Мы поддерживали их с воздуха, базируясь на полевом аэродроме Зерноград, совхоз-гигант Ростовской области, а уже 14-го февраля наш полк перебазировался на Ростовский стационарный аэродром «Ростсельмаша». Огненно-снежный ад Сталинграда остался за нашими плечами. Шестьсот километров мы шли через снежный океан от Сталинграда до Ростова. Впереди были новые бои.

Страница девятая Битва на юге

Весна катилась с юга. Ее стойкий пьянящий аромат, настоянный на оживающих степных травах, все заметнее пробивался сквозь ослабевшие морозы. На огромном пространстве, протяженностью в шестьсот километров, от Сталинграда до Ростова, снежный покров, саваном накрывший сотни тысяч погибших, дырявился проталинами. Здесь, на юге, весной 1943-го, вновь предстояло решиться судьбе России, как и во времена Екатерины, походов Суворова. Мы много прошли. Коммуникации сильно растянулись. Железные дороги бездействовали — их срочно перешивали на широкую колею, с узкой — немецкой, железнодорожные батальоны, работавшие днем и ночью. Где-то в них вкалывал Милентий Лысенко, муж младшей сестры Веры — Серафимы. Кстати, Афоня, приемыш семьи Комаровых, в голодный год, очевидно, в то же самое время тушил пожары на кораблях Черноморского флота в Поти. Афанасию снова повезло — призвали в пожарную часть.