Русские народные говоры

Диалектные различия в морфологии, частично затрагивающие систему, языковую структуру говоров, есть в них лишь в очень небольшом количестве. Таково, например, явление, связанное с образованием форм прошедшего времени. В некоторых северновеликорусских говорах, наряду с обычной формой прошедшего времени на -л, сохраняются еще остатки сложных прошедших времен, характерных для древнерусского языка. Это такие формы, которые образовывались с помощью вспомогательного глагола-связки «быти» в настоящем или сложном прошедшем времени. Со связкой в настоящем времени и причастием на -л образовывалась форма перфекта: «есмь пришелъ», со значением «я пришел и в настоящее время нахожусь здесь» (прошедшее результативное). Со связкой «быти» в перфекте и причастием на -л образовывалось давнопрошедшее время: «есмь былъ пришелъ». Остатки этих форм в старых их значениях и сохранились в некоторых говорах. В них отмечены такие образования форм прошедшего времени, как «деревня населилась есть», «земля была высохла, да опять промокла» и т. д.[11] С таким же старым значением перфекта и давнопрошедшего времени во многих русских говорах употребляется в роли сказуемого деепричастие на -вши, -мши: «он одевши», «мы разумши», «што ты растягнумши», или: «он был уехавши», «солнце было закатившись» и т. п.[12] Такие явления, конечно, затрагивают морфологическую (и даже синтаксическую) сторону говоров, т. е. представляются весьма существенными. Но в настоящее время они являются уже пережиточными и довольно быстро утрачиваются.

Такого же порядка и явление утраты среднего рода в средневеликорусских и южновеликорусских говорах. Согласование существительных среднего рода с прилагательными и местоимениями женского (какая растения, такая время) или мужского рода (мой письмо, весь село), а также падежные формы от этих слов с окончаниями иных родов (купил мясу, такую платью) свидетельствуют о такой утрате среднего рода. Однако этот процесс не зашел далеко в говорах (полной утраты среднего рода нет ни в одном диалекте), а под влиянием литературного языка он вообще задержан[13].

В основном же, в подавляющем своем большинстве, диалектные различия в области морфологии касаются не существа грамматических категорий и типов изменения слов, а звукового оформления той или иной категории. Например, во всем русском языке есть один и тот же творительный падеж множественного числа имен существительных. Нет ни одного русского говора, где этого падежа не было бы совсем или где вместо этой категории была бы какая-нибудь иная. Но в то же время в разных русских говорах творительный падеж множественного числа в звуковом отношении может оформляться по-разному: он может иметь окончания -ами (руками), -ам (рукам), -ама (рукама), -амы (рукамы). Или: во всех русских говорах есть категория 3-го лица настоящего времени глаголов, но в звуковом отношении она может выявляться тоже по-разному: с окончанием -т (ид’от), с окончанием -т’ (ид’от’), без окончания (ид’о), без перехода е в о (ид’ет — ид’ет’ — ид’е) и т. д. Все это своего рода фонетико-морфологические явления, так как они связаны с изменениями звуков, но с изменениями, протекающими лишь в определенных грамматических формах.

Что касается распределения имен существительных по трем типам склонения или глаголов по двум спряжениям, то и здесь в целом во всех русских говорах картина почти одинакова. Различия в этом отношении касаются лишь отдельных слов, которые могут в разных говорах относиться к разным типам склонения или спряжения. Например, слово «мышь» в некоторых говорах склоняется по мужскому роду, а «зверь» — по женскому; или слова среднего рода на -мя (типа «имя», «время») в некоторых говорах склоняются по типу «поле», теряя суффикс -ен-; или разноспрягаемый в литературном языке глагол «хотеть» спрягается по I спряжению и т. п.

Следовательно, и здесь речь идет не столько о существенных отличиях в системе склонения или спряжения слов, сколько о частных явлениях в отнесенности отдельных слов к определенным типам изменений.

Приблизительно то же самое можно сказать и о различиях в области синтаксиса, где диалектные особенности, затрагивающие существо грамматического строя говоров, занимают очень незначительное место среди множества общих для всех диалектов явлений.

Что же касается лексики, то здесь диалектные особенности могут быть в структуре основного словарного фонда, однако они затрагивают лишь очень незначительную его часть, так как в целом основной словарный фонд является единым для всех говоров русского языка. Большинство лексических диалектных особенностей лежит за пределами основного словарного фонда диалектов и составляет специфические черты их словарного состава. Отсюда ясно, что и в области лексики диалектные различия мало касаются существа языковой системы местных говоров[14].