Русские подвижники 19-ого века

"Невозможно впасть в бесовскую прелесть тому, кто живет не по своему хотению и разумению, а по наставлению старцев. Не может лукавый враг посмеяться над неопытностью того, кто не привык, по причине ложного стыда, скрывать все возникающие в сердце его помышления".

Таково значение старца, великое для мирян, еще более обширное в жизни иноков. Значение это духовное; внешней власти управления старец не имеет, хотя ничего не должно делаться в монастыре важного без его благословения. Об этом высоком положении старца, как общего наставника и вдохновителя монастырской жизни, сохранились следующие слова в предсмертном завещании великого учителя иноков, преп. Феодора Студийского:

"Во-первых, оставляю вам наставником господина и отца моего и отца вашего, преподобнейшего затворника, и отца, и светило, и учителя. Ибо он о Господе выше и меня и вас, и он наша глава, хотя и подчинил себя, живя безмолвно в христоподражательном смирении; его наставлениями и молитвами, верою, спасетесь, если только окажете ему должную благопокорливость и послушание". — Далее преп. Феодор Студит говорит о выборе настоятеля.

Вот этот дух старчества и принес в Оптину о. Леонид, и крепко его в ней утвердил.

Это было вновь обретенное и внесенное в Россию сокровище, так как, известное встарь в Египетских и Палестинских киновиях, на Афоне и в России, в последние века старчество было вовсе забыто, но открыто в аскетических творениях старцем Паиаем Величковским, который, переведя на славянский язык учение об отношении к старцам, ввел его в молдавских монастырях, откуда принесено оно учеником о. Паисия, Феодором, в Россию и передано о. Леониду.

Со времени водворения о. Леонида в Оптиной, изменился в ней строй иноческой жизни. Вся братия стекалась в келлию старца с душевными откровениями своими, и чудную картину представлял старец, в белой одежде, в короткой мантии, окруженный стоявшими на коленях учениками. Особое воодушевление стало видно в иноках, и, замечая благотворное влияние на них старца, миряне вслед за ними пошли к о. Леониду, с недоумениями и скорбями своими. Расти стала слава обители, и подвижники благочестия стали посылать в Оптину людей, искавших надежного пути спасения.

В 1834 году прибыл в Оптину иеромонах Макарий Иванов, и, пребывая послушным о. Леониду, стал в то же время сотрудником его. Делили они труды свои, покорствовали и смирялись друг пред другом, вместе подписывались на письмах, а в последние пять лет жизни о. Леонида были как бы один дух в двух телах, передавая друг другу обстоятельства духовных чад своих и вместе иногда выслушивая откровения их. Так что, когда не стало о. Леонида, осталась живою другая половина его — о. Макарий.

Влияние старчества, через Оптину, распространилось еще на две обители Калужской епархии и на несколько женских монастырей.

Как труженику на такой святой ниве, тяжкое гонение пришлось претерпеть о. Леониду за старчество. Некоторые непонятливые монахи смущались невиданным новшеством, считали его за ересь, смешивали откровение помыслов с таинством исповеди. На о. Леонида был послан к архиерею донос. Опасаясь неприятностей, архиерей приказал перевести о. Леонида с пасеки скитской в монастырь, и воспретить к нему вход мирян. Смиренно подчинился старец этому распоряжению — и, как он делал и после, в неоднократных принудительных перемещениях, взял на руки келейную свою икону Богоматери, Владимирскую, запел "Достойно есть яко воистину", — и пошел в новую келлию, и, пока ученики переносили келейные вещи, он уже сидел на новом месте, спокойно занимаясь рукоделием своим — плетением поясков.

Между тем, настоятель о. Моисей был поставлен в очень трудное положение между повелением начальства и сочувствием тем многим скорбящим, которые были лишены духовного утешения. Некоторые столь настоятельно просили свидания со старцем, что отказать им не было возможности; но, раз приняв одного, — случалось, с разрешения самого архиерея, — о. Леонид считал себя не в праве отказывать другим.

Но доносы не прекращались. Вместе с подтверждением запрещения принимать посетителей, о. Леониду велено было архиереем снять схиму, так как он был пострижен в нее келейно, без консисторского указа.

Однажды о. Моисей, идя по монастырю, увидал огромную толпу народа пред келлиею старца и заметил ему о запрещении архиерея. Вместо ответа о. Леонид приказал келейникам принести недвижимого калеку, лежавшего у его дверей. "Посмотрите на него — он живой в аду, — сказал старец, — но ему можно помочь. Господь привел его ко мне для искреннего раскаяния, чтоб я его обличил и наставил. — Что вы скажете? Могу я его не принять?"

Игумен содрогнулся, смотря на несчастного, но молвил: "Преосвященный грозил послать вас под начал".

— Ну так что ж? Хоть в Сибирь меня пошлите, хоть костер разведите, хоть на огонь поставьте — я буду все тот же Леонид. Я к себе никого не зову, а кто приходит ко мне, тех гнать от себя не могу. Особенно в простонародии многие погибают от неразумия и нуждаются в духовной помощи. Как могу презреть их вопиющие душевные нужды?