Русские - покорители славян

Я видел русов, когда они прибыли по своим торговым делам и расположились у реки Атыл. Я не видал [людей] с более совершенными телами, чем они. Они подобны пальмам, белокуры, красны лицом, белы телом.

Фадлан видел лично: люди с совершенными телами.

Они не носят ни курток, ни хафтанов, но у них мужчина носит кису, которой он охватывает один бок, причем одна из рук выходит из неё наружу.

И при каждом из них имеется топор, меч и нож, [причем] со всем этим он [никогда] не расстается.

Мечи их плоские, бороздчатые, франкские.

Они же Сулеймановы.

И от края ногтей иного из них [русов] до его шеи [имеется] собрание деревьев, изображений [картинок] и тому подобного.

Некоторые балуются тату.

А что касается их женщин, то на [каждой] их груди прикреплена коробочка, или из железа, или из серебра, или из меди, или из золота, или из дерева в соответствии с размерами [денежных] средств их мужей. И у каждой коробочки — кольцо, у которого нож, также прикреплённый на груди.

Это описание непонятно совершенно.

На шеях у них — мониста из золота и серебра, так что если человек владеет десятью тысячами дирхемов, то он справляет своей жене один [ряд] мониста, а если владеет двадцатью тысячами, то справляет ей два [ряда] мониста, и таким образом каждые десять тысяч, которые он прибавляет к ним [дирхемам], прибавляют [ряд] мониста его жене, так что на шее иной из них бывает много [рядов] монист.

Дирхем — старинная арабская серебряная монета, которая равнялась 2,97 г чистого серебра. Значит, один ряд мониста символизировал владение почти 30 кг серебра. При стоимости серебра по состоянию на 21 мая 2010 года в 18,32 рубля за 1 грамм это монисто символизировало владение примерно в 544 тысячи рублей. Похоже, «купили» арабского путешественника, посмеялись над беднягой.

Самым великолепным украшением [считаются] у них зелёные бусы из той керамики, которая бывает на кораблях. Они делают [для приобретения их] исключительные усилия, покупают одну такую бусину за дирхем и нанизывают [их] в качестве ожерелий для своих жён.

Что за бусы из керамики, «которая бывает на кораблях», решительно непонятно. Но если бусина стоит всего дирхем, то непонятно, с чего ради предпринимать бешеные усилия для покупки очевидной дешёвки, и как дешёвка, приравненная к шкурке белки, может вызывать такой ажиотаж. Снова некоего (не обязательно Фадлана) путешественника «развели».

Дирхемы русов — серая белка без шерсти, хвоста, передних и задних лап и головы, [а также] соболи. Если чего-либо недостает, то от этого шкурка становится бракованной [монетой].

Это векша. Самая мелкая денежная единца на Руси.

Ими они совершают меновые сделки, и оттуда их нельзя вывезти, так что их отдают за товар. Весов там не имеют, а только стандартные бруски металла. Они совершают куплю-продажу посредством мерной чашки.

Русы знают весы — в их могилах нередко встречаются.

Они грязнейшие из творений Аллаха, — они не очищаются ни от экскрементов, ни от урины, не омываются от половой нечистоты и не моют своих рук после еды, но они, как блуждающие ослы.

Сравниваем: Я не видал [людей] с более совершенными телами, чем они. Они подобны пальмам, белокуры, красны лицом, белы телом. Не похоже на текст одного и того же человека. Сравниваем ещё. У них обязательно каждый день умывать свои лица и свои головы.

Они прибывают из своей страны и причаливают свои корабли на Атыле, — а это большая река, — и строят на её берегу большие дома из дерева. И собирается [их] в одном [таком] доме десять и двадцать, — меньше или больше. У каждого [из них] скамья, на которой он сидит, и с ними [сидят] девушки-красавицы для купцов.

Сравниваем: Я видел русое, когда они прибыли по своим торговым делам и расположились у реки Атыл. Снова не похоже на текст, созданный одним человеком. Большие дома — это явно «длинные дома» скандинавского типа и точно не славянские полуземлянки. «Скамья» же — явное описание не скамеек вдоль стен, где все сидят и таращатся друг на друга, а — раз уж скамья у каждого — описание некоего раздела большого дома на отсеки. Относительный раздел, не как купе в поезде, — но всё же как плацкарта. В этом же «купе» размещают рабынь, возимых для продажи.

И вот один [из них] сочетается со своей девушкой, а товарищи его смотрят на него. А иногда собирается [целая] группа из них в таком положении один против другого, и входит купец, чтобы купить у кого-либо из них девушку, и наталкивается на него, сочетающегося с ней. Он же не оставляет её, пока не удовлетворит своей потребности.

Не исключено, но слишком идеологично, чтобы быть описанием очевидца. Кто-то добавил «моралите» в описание обычаев «неверных».

У них обязательно каждый день умывать свои лица и свои головы самой грязной водой, какая только бывает, и самой нечистой. Λ это [бывает] так, что девушка является каждый день утром, неся большую лохань с водой, и подносит сё своему господину. Он же мост в ней свои руки, своё лицо и все свои волосы. И он моет их и вычёсывает их гребнем в лохань. Потом он сморкается и плюёт в неё и не оставляет ничего из грязи, чего бы он ни сделал в эту воду. Когда же он покончит с тем, что ему нужно, девушка несёт лохань к сидящему рядом с ним, и [этот] делает то же, что сделал его товарищ. И она не перестает подносить её от одного к другому, пока не обнесёт ею всех, находящихся в [этом] доме, и каждый из них сморкается, плюёт и моет свое лицо и свои волосы в ней.

Если есть обычай умываться каждый день, то специально искать для этого самую грязную воду человек не будет. Точно так же девушка одного господина не будет относить лохань чужим господам, а те, соответственно, не будут мыться вслед за равным по статусу. Но сам обычай предельно прозрачно описывает принятые вплоть до середины XX века в Англии и немного раньше того закончившиеся в Европе обычаи мытья одной семьи в одной лохани. Следовательно, это либо кусок, взятый из сочинений о «нечистых» обычаях «франков» вообще, либо описание русое как «франков».

И как только их корабли прибывают к этой пристани, тотчас выходит каждый из них, [неся] с собою хлеб, мясо, лук, молоко и набиз, чтобы подойти к длинному воткнутому [в землю] бревну, у которого [имеется] лицо, похожее на лицо человека, а вокруг него маленькие изображения, а позади этих изображений длинные брёвна, воткнутые в землю.

Описание святилища похоже на славянское. Длинные брёвна, воткнутые в землю позади изображений — очевидная граница святилища. Вопрос: отчего избу-гостиницу русы вынуждены строить каждый раз по прибытии в Булгар, а их святилище стоит вечно целым? Ответ: перед нами общее, в целом, описание обычаев торговых русов.

Итак, он подходит к большому изображению и поклоняется ему, потом говорит ему: «О мой господь, я приехал из отдалённой страны, и со мною девушек столько-то и столько-то голов и соболей столько-то и столько-то шкур», — пока не назовёт всего, что прибыло с ним из его товаров.

Снова внешнее описание.

«И я пришёл к тебе с этим даром», — потом [он] оставляет то, что имел с собой, перед [этим] бревном, — «итак, я желаю, чтобы ты пожаловал мне купца, имеющего многочисленные динары и дирхемы, чтобы он покупал у меня в соответствии с тем, что я пожелаю, и не прекословил бы мне ни в чём, что я говорю». Потом он уходит.

На самом деле до боли напоминает одну из популярных среди арабских купцов молитв, начинанающуюся с призыва: «Алла, ама ахалб!»

Итак, если продажа для него будет трудна и пребывание его затянется, то он снова придёт со вторым и третьим подарком, и если [для него] будет затруднительно добиться того, чего он хочет, он понесёт к каждому из маленьких изображений подарок, попросит их о ходатайстве и скажет: «Эти — жёны нашего господа, дочери его и сыновья его».

Очевидное описание не очевидца. Во всяком случае, человека, плохо знакомого с культом и удовлетворённого объяснением, что младшие боги есть жёны и дети старшего.

Итак, он не перестаёт обращаться с просьбой то к одному изображению, то к другому, просить их, искать у них заступничества и униженно кланяться перед ними. Иногда же продажа пойдёт для него легко и он продаст. Тогда он говорит: «Господь мой удовлетворил мою потребность, и мне следует вознаградить его». И вот он берёт некоторое число овец или рогатого скота, убивает их, раздаёт часть мяса, а оставшееся несёт и оставляет между тем большим бревном и стоящими вокруг него маленькими и вешает головы рогатого скота или овец на это воткнутое [сзади] в землю дерево. Когда же наступит ночь, придут собаки и съедят всё это. И говорит тот, кто это сделал: «Господь мой уже стал доволен мною и съел мой дар».

Это уже — знакомое описание скандинавских святилищ, на которых вывешивались черепа жертв. Впрочем, подобные же обычаи существовали и на славянских святилищах.

Если кто-либо из них заболел, то они разобьют для него палатку в стороне от себя, оставят его в ней, положат вместе с ним некоторое количество хлеба и воды и не приближаются к нему и не говорят с ним, особенно если он бедняк или невольник, но если это лицо, которое имеет толпу родственников и слуг, то люди посещают его во все эти дни и справляются о нём.

Общее описание.

Итак, если он выздоровеет и встанет, то возвратится к ним, а если он умрёт, то они его сожгут. Если же он был невольник, они оставят его в его положении, [так что] его едят собаки и хищные птицы.

Оно же.

Если они поймают вора или грабителя, то они поведут его к длинному толстому дереву, привяжут ему на шею крепкую верёвку и подвесят его на нём навсегда, пока он не распадётся на куски от ветров и дождей.

Пробой в логике, показывающий ещё раз компиляционный характер данного куска.