Русские предания

Стали все разъезжаться по своим местам. Приехал Борис-царь в каменну Москву и велел срубить голову тому боярину, у которого служил он в конюхах.

(«Древняя и новая Россия»)

Царица Мария Нагая

Благословение царя матерью инокиней Марфою.

Миниатюра XVII в.

Борис Годунов, но убиении Дмитрия-царевича, мать его сослал на Белоозеро! Ей предоставил он самой выбрать место для житья в пределах Белозерских. Вот едет она по реке Шексне на лодке и слышит звон Выксинского монастыря. Звон этот так ей понравился, что она избрала себе это место для жительства. Но так как тут оказался монастырь мужской, то она поселилась поодаль сажен на двести, на горе; в церковь ходила каждый день и около своей хоромины собственными руками выкопала колодец, который и доныне называется «Царицын колодец». На месте ее кельи стоит теперь ель, а на месте монастыря — приходская церковь. Ею пожертвовал был в монастырь большой колокол с летописью ее имени, но не так давно, в 40-х годах, церковный староста поменял его на медь и слил из нес новый колокол, несравненно, конечно, худшего достоинства.

(«Древняя и новая Россия»)

Царица Марфа Ивановна

Эта царица сослана была на Выгозеро, в пределы Беломорские, в Челмужу, в Георгиевский погост… Для житья ее велено было устроить бочку трехпокойную, чтобы в одном конце держать овес, а в другом— воду, а в середине — покой для самой царицы.

А в этом Челмужском погосте был поп Ермолай — и сделал он турик с двумя днами, поверх наливал в него молоко, а в середине, между днами, передавал письма и гостинцы, посланные из Москвы.

Тын и остатки ее жилья видны были до последнего времени. Поп Ермолай с восшествием на престол Михаила Федоровича вызван был в Москву и определен по одному из Московских соборов, а роду его дана обельная грамота, которая и поныне цела, и в этой грамоте пишется о радении попа Ермолая.

(«Древняя и новая Россия»)

Орловское городище

По преданиям, до времен Ивана Грозного за литовскими набегами до самой Орлы (Орешка) никаких поселений не было; а как Грозный стал строить много городов, то, по благословению московского митрополита Макария Богослова, в 1565 году был построен и Орел. Говорят, что при впадении реки Орлика в Оку, где теперь стоит церковь Богоявления, рос большой дуб, а на том дубе водились орлы; поэтому река назвалась Орлой, а город Орлом…

Едва город стал населяться, как наступили смуты: явились самозванцы. Самозванец Гришка Отрепьев, или Гришка-расстрижка, как зовет его народ, с королевским войском пошел на Москву и в Брянске был встречен царским войском, но царское войско вместо отпора целовало крест Гришке-расстрижке. И стало у расстрижки много войска: вес войска с двух царств: со всего царства русского и со всего королевства польского. Встал Гришка-расстрижка в Брянске и послал, как и заправские, царские указы в Москву, и в Тулу, и в Рязань, и в Калугу, и в Орловское городище; а указ написал такой: «Все знай, я (Гришка-расстрижка) — царевич Дмитрий, а Борис Годунов всех бояр, парод надул! Он — самозванец, а я — настоящий царь», и все города по всей России целовали расстрижке крест; только один город — Орловское городище — не стал целовать ему креста; для того — царский брат родной, Иван Федорович Годунов, был здесь воеводою; он и укрепил парод здешний своему брату, царю Борису Годунову. Тогда Гришка со всеми своими полками бросился на Орел и всех граждан казнил, перевешал, а которые из них остались в живых, — тех разослал по разным городам.

Григорий Отрепьев.

Гравюра XVII в.

После того Гришка пошел на Москву; в Москве он сперва-наперво всех прельстил; ну да скоро дознались до подлинного, что расстрижка точно расстрижка, а не Дмитрий-царевич; как скоро признали его Гришкой-расстрижкой, так и убили его, шельмеца, как собаку.

(П. Якушкин)

Гришка Отрепьев

Рассказывают, что он был высок ростом, грамоты и ученья великого, и, будучи еще ребенком, зарастил царский крест в правую руку. За десять лет до царения, при Федоре Ивановиче, вели его в тюрьму на Воздвиженской неделе. Вдруг он остановился на верхней площадке и глядит: гуси-лебеди летят и зыкают.

— Что ж ты встал, — говорят ему вожатые.

— Слушаю, — отвечает он, — гусей, как советуют о том, чтобы мне быть царем в Москве.

Тут он, спустя много лет, объявил гусям-боярам:

— Я, — говорит, — Дмитрий, царский сын; смотрите, — говорит, — в руке у меня заращен царский крест, а родительница моя в неволе в Выксе, и крест этот она заращивала.