Русские против пришельцев. Земля горит под ногами!

Спустя полчаса после того, как машины уехали, а шум далекого боя окончательно утих, из развалин на дорогу выбрался крепкий, с армейской выправкой мужичок. В левой руке он держал какой-то прибор, на дисплее которого мигала зеленая точка. В правой – укороченный «калаш» с глушителем. Поводив прибором из стороны в сторону, он подошел к куче, по которой группа Глеба взбиралась наверх. Еще раз осмотревшись, мужик нагнулся и поднял гранату. Выкрутив запал, отодрал от него бумажку, приклеенную скотчем. Похоже, написанное на ней пришлось ему по вкусу. Повернувшись в сторону, в которую ушла колонна, удовлетворенно усмехнулся. Внезапно, видимо, что-то услыхав, насторожился и бросился к одной из щелей между плитами.

Спустя несколько секунд над дорогой завис еж наблюдателя. Выглядел он не очень. Часть антенн была обломана, сиреневая оптика камер помутнела и закоптилась. Раздраженно скрипнув, он пальнул по некстати выскочившей на дорогу крысе и, неуверенно вихляясь, полетел на запад.

На базе их встречали.

Едва дверь ангара встала на место, к машинам подошел полковник Сомов. За ним семенил начальник госпиталя Грыжин, естественно, имевший кличку Айболит.

Когда Глеб выбрался наружу, взгляд Сомова упал на перевязанную голень:

– Сильно?

– Терпимо… – поморщился Глеб.

Замком повернулся к Айболиту:

– Чтоб через полчаса он был у коменданта!

– А если?.. – начал было тот.

Но полковник оборвал:

– Никаких «если». Если что-то серьезное, сделай так, чтоб продержался часа два-три, потом продолжишь. И не дай бог он загнется! Сам в патруль пойдешь. В Амур, сука, отправлю!

При последних словах Айболит побелел, рявкнул в рацию: «Носилки в ангар», велел Глебу раздеваться и дрожащими руками принялся расстегивать ремни разгрузки. Когда очередь дошла до штанов, в зал рысью влетели два санитара с носилками. Споро завалив на них Глеба, так же рысью понеслись обратно в госпиталь. Айболит прыжками бежал за ними и, подрагивая дряблыми щеками, расспрашивал о ранении.

Через полчаса, согласно приказу, Глеб сидел в кабинете коменданта. Айболит постарался на совесть. Нога почти не болела.

Комендант, генерал Чеканов, рыхлый, с вечно брезгливо перекошенным лицом, развалился за обширным столом. Его жирные пальцы крутили корявую загогулину, похожую на окаменевший кусок дерьма.

Глава контрразведки Грабер, рослый, белобрысый, со здоровенным «арийским» шнобелем, наблюдал за ним с едва заметной ухмылкой.

Третьим был полковник Сомов. Присев в сторонке, он всем видом показывал, что человек маленький и очень польщен оказаться в компании высоких чинов.

Наконец генералу надоело, он матюкнулся и швырнул загогулину на стол. Ткнул в нее пальцем:

– Вот, красные прислали. Поделились, значит, информацией. Михалыч, – повернулся он к гэбисту, – ты ж знаешь, как с ихними причиндалами обращаться. Включи, а то мы так до ночи просидим.

Грабер взял устройство, крутнул половинки в разные стороны, вдавил одну во вторую, переломил. Торопливо положил на стол и отодвинулся подальше. Неприятный вибрирующий звук, похожий на жужжание бормашины, заставил всех кисло скривиться.

Наконец, не переставая гудеть, устройство выпустило из себя полутораметровый бордовый луч. Развернувшись полусферой, он начал показывать объемное голографическое изображение участка дороги, по которому шел патруль Глеба перед тем, как попасть в засаду.

Глеб расслабился, маска равнодушия легла на лицо. Он знал, что увидит. Вопрос: будет ли продолжение? Ведь не так просто сорвались красные. Да и звуки боя говорили – у кого-то хватило смелости огрызаться пришельцам. Очень хотелось знать, чем там закончилось. И еще… Но об этом и подумать было страшно. Чувства могли пробиться наружу. А гэбисту, хорьку поганому, и намека хватит, чтобы заняться им вплотную. Вон как, сволочь, пялится.

А тем временем броневик на картинке на полном ходу летел на распластанную на дороге фигуру. Стало заметно, что скорость движения постепенно замедляется, а внимание наблюдателя все более фокусируется на «старухе». Ее фигура стала расти, а остальные детали отодвинулись за поле полусферы.

Наконец на голограмме осталась только голова партизанки. Дерзкий взгляд синих глаз. Русая прядь, выбившаяся из-под камуфлированной банданы. Пухлые девичьи губы, искривленные презрением.

Глеба трясло.

Катюшка! Доченька! Ведь просил же! Ну, зачем тебе эти рейды?! Что ты хочешь доказать?!

Внутри все дрожало от любви, нежности и холодного озноба – предчувствия непоправимой беды.

Черт! Умел бы молиться – все бы ему пообещал. Господи! Ну, сделай так, чтобы обошлось! Никогда не просил – так хоть раз… Помоги и спаси!

Картинка дрогнула, заметалась, с треском погасла.

Все напряженно молчали: будет ли продолжение или это все?

Внезапно устройство снова зажужжало и выбросило новый луч.