Русские против пришельцев. Земля горит под ногами!

– Всем в воду! – рявкнул Макс. – Ориентир – танк. Наводчик, максимально плотный огонь. Прикрывай нас!

Стволы двух башенных гатлингов завертелись, сея хаос. Пулеметы врага один за другим умолкали под градом бронебойных пуль, и даже дроидов «Хазар» резал волной свинца.

Макс столкнул в воду старика, заметил краем глаза Гришку – тот уже плыл, держа винтовку над головой, и нырнул сам. Взрыв достал их под водой, его и старика, ударил по всему телу и переломал бы кости, если бы не защита. Макс вынырнул, схватил воздуха и снова ушел под воду. Едва увернулся от расколотого прямым попаданием «Хазара», падающего на дно вместе с паникерами. Стволы гатлингов вращались в клубах пара.

Гришку они нашли за кормой «Кирасира», оглохшего, с обильно текущей из носа и ушей кровью.

– Нормально, лейтенант, – прохрипел Гришка. – Трактор вот застрял…

Танк вращал башней, огрызался, но уже не двигался.

Макс оглянулся – из воды к танку ползли двое… еще один… еще… нет, этого накрыло.

Танк выстрелил, и мир утонул в тишине. Макс только видел, как по-рыбьи немо двигает ртом Гришка, наверное, хохмит. Как упал и не двигается старик с переломанной в суставе рукой, и комбинезон на нем дымится. Как вжимается в танковую броню штурмовик в помятом шлеме, женщина, судя по высокой груди. Из-под шлема частыми струйками бежит кровь, но ручной пулемет у бойца наготове, и смотрит она на него, Макса. Ждет команды.

Макс выставил из-за брони перископ и успел охватить взглядом панораму, прежде чем стебелек срезало удачной пулей. Слух начал возвращаться.

– Стрелять можешь? – Макс крикнул Гришке прямо в ухо.

Чиж явил почерневший оскал.

– Я все могу, ты же знаешь, – он не говорил – шептал, словно пьяный; Макс едва разбирал слова. – Командир, рука у тебя… Имей в виду.

Макс глянул на правую ладонь, где пальцев явно не хватало, и тут же забыл об этом.

– Гриша, – он взял парня за плечи. – Там, наверху, пулемет, остальное танкачи зачистили. Сними его!

Гришка степенно подумал.

– Сделаем, – постановил он и попытался привстать. – Упс…

– Бойцы! – Макс тем временем оглядел свои невеликие силы. – Задача – занять пулеметную ячейку. После этого обозначиться спецсигналом. Корректировать огонь. И выжить… Старшим назначаю, – он посмотрел на женщину.

– Сержант Воробьева, – сказали из-под шлема. – Санитарный взвод второго батальона. А вы?..

– У нас другая задача, – сказал Макс. – Другая. Задача.

Он поднял Гришку и держал его те бесконечные доли секунды, пока они стояли у всех на виду. Пока улыбающийся во весь рот Гришка не нашел в прицеле глаза вражеского пулеметчика и не всадил между ними тяжелую пулю.

Вперед!

Макс уронил обмякшего Гришку и выскочил из-под защиты.

– За мной, – прохрипел он, не понимая, почему не стреляет автомат, а как может стрелять автомат, если не хватает пальцев жать на спуск?

Тогда он схватил гранату левой, проверенной рукой и побежал широкими скачками вверх по склону, туда, где торчал над бруствером ствол вражьего пулемета.

Добежать!

Взрыв поднял его в воздух, как бумажного солдатика.

– …добежать! – просипел беззвучно Макс.

Он почти сумел открыть залитые кровью глаза. Тела не чувствовал, в голове перекатывался неподъемный шар, бился изнутри о череп, и значило это только – ранение, которое армейский чудо-комбинезон блокировал встроенными жгутами и наркотиками из аптечки. Или смерть, за которой, выходит, что-то есть. Только к лучшему ли?

Глаз коснулись чем-то мягким и теплым, им, глазам, стало легче открыться, но взгляд упорно не фокусировался.

– Ма… сим… а… – голос пытался пробиться снаружи, достучаться до сознания.

– Гришка? – шевельнул губами Максим. – Слепень? Пуля?

– Максимка… – встревоженный и бесконечно ласковый голос, смутно знакомый или, наоборот, забытый, теплый, как солнце летним вечером…

Максим собрал все силы, чтобы увидеть, и понял, что умер.

– Марьяша?!

– Тише, тише, милый! Не двигайся, помощь скоро придет.

– Я умер?

– Нет, дурачок, – видение рассмеялось тихим рассыпчатым смехом. – Конечно, ты не умер и не умрешь. Я тебе не разрешаю.

Лица снова коснулись пальцы, невесомые, как крылья бабочки. Сквозь комок раздробленных хрящей, свернувшейся крови и кислой грязи в носоглотку пробился запах чего-то медицинского. Марьяна провела по его лицу и отбросила почерневшую салфетку.

Максима будто пуля ударила. Пальцев на руке любимой было три. Длинных, как крабьи ходули, суставчатых, затянутых в перчатку с бархатистыми подушечками на птичьей ладони. Парень хотел перехватить эту руку, дернулся и даже не смог закричать от дикой боли в плече. Судорога удавкой перехватила горло. Его правая рука… Он скосил взгляд на обрубок того, что еще час назад называл своей правой рукой, – руку отсекло по самую ключицу, но он чувствовал ее боль даже сквозь наркотический туман.

– Максимка, пожалуйста! – испуганная Марьяна склонилась над ним.

Макс заглянул в глаза девушки – это были ее глаза, ее слезы, ее веснушки на скулах и милые ямочки у губ; ее лицо и даже волосы под угловатым вражеским шлемом – и ухватил гомункула за шею. Левая рука подчинилась.

– Кто? Ты?