Однажды прошел слух по Антоновке, что дед Гармалий видал в небе на заре Всадников, предсказанных в Апокалипсисе. Они скакали на Конях — Черном, Вороном, Рыжем и Бледном, грозя миру бедами и Страшным Судом. Дед стоял, воздев руки к небу, и молился: «Господи, отведи чашу Гнева от нашей земли!» Но Всадники продолжали скакать. «Быть беде на нашей земле! — кричал Гармалий. — Я знаю, что Бог нам готовит испытания!» В воскресенье у церкви, на паперти, с развевающимися волосами, страшный, костлявыми пальцами указывал он на небо: «Там! С запада на восток скакали они! Стр-р-рашный Суд близок! Некогда веселиться, некогда смеяться. Плакать придется многим. Гибель идет!» Но его уже подхватили под руки правнуки и почти насильно усадили в телегу. Крестьяне были поражены. Что-то было в голосе Гармалия, что заставляло верить в его слова. «Видел! Дед Гармалий сам видел! — повторяли в толпе, расходившейся после обедни по домам. — Бог открыл человеку зрение… Кто знает, может, и правда». Многие стали усердно посещать церковь, особенно старики и старухи, а молодежь призадумалась. Конечно, она скоро забыла и стала снова петь песни. Однако в душах людей как бы произошел сдвиг. Что-то от пророчества Гармалия осталось. Судьба повторяющихся идей всегда одинакова: предчувствие события вызывает слухи, а слухи как бы «накликают» события. Странная атмосфера возникла после этого. О словах Гармалия перестали говорить, но след от них остался. Чувствовалась настороженность всех. Так бывает иногда перед бурей, когда в природе воцаряется тишина, а потом разражается и самая буря. Урожай был большим. Не хватало рабочих рук в поле, чтоб с ним справиться. Все работали с еще большим напором, чем каждый год, но снопов было вдвое больше против обычного. Солнце, казалось, жгло сильней и светило меньше. Работа вертелась в одуряющем тепле, и вдруг пошли первые слухи, что на свете неблагополучно. Сначала была объявлена, в самый разгар работ, поставка лошадей, и крестьяне, хоть и против охоты, явились с конями на площадь. Донские офицеры выбирали лучших из коней, которого для конницы, которого для обозов или артиллерии. Потом пришел приказ о поставке скота для армии. Снова был прием быков и телушек на площади. Коров не брали. Мужики ходили по воскресеньям по нескольку человек, задумавшись, изредка перебрасываясь словами. Тут подоспела косовица, как мы уже сказали, и не хватало рабочих рук. Все бабы и девки, которые посильнее, были на счету. Даже старые деды вышли в этот раз в поле. И вдруг гром с ясного неба: мобилизация! То было начало Первой мировой войны. Всадники Гармалия, оказывается, были не шуткой. Если сам дед мог их видеть в минуту экстаза, то все равно, с началом войны Россия вступила в период всяческих бед. Старые люди их предчувствовали.
РАЗГОВОРЫ ПО ДУШАМ
Во время Первой мировой войны, куда я попал добровольцем, приходилось говорить с солдатами. Некоторые их мысли удалось сохранить среди записей прошлого. «Жили мы по-божьему, а может, и не по-божьему, а может, и лучший Святой не знает, как надо жить по-божьему… А наказание за это беспременно примем!» (солдат Бочаров из-под Луганска). «Христос и Матерь Божья над нами плачут теперь! А я тебе скажу, что нехристи все мы! Так, только сверху, как картошка, серые, а поколупаешь, в середке все гнилое». — «Слава Богу! Немца побили, кучу людей переколотили ни в чем не повинных и радуемся! Как же, слава Богу! А Ему, может, на нас смотреть тошно!» (Матвеев из деревни возле Таганрога). «Господу свечку, а черту уголек в печку! Так и живем, значит, людей убиваем…» (солдат Котошихин с Урала). «Начальство худо сделало, что в эту войну влезло! Думаете, ан-глийцам жалко, что нас бьют? Да им на нас и смотреть не хочется!» Нельзя сказать, чтоб эти слова были не соответствующими действительности.