Русские сказания

Свадьбы в деревне совершались по старому обычаю, для чего был выработан целый ритуал. Так, после сватовства, и если последнее принято, начинались приготовления к торжеству. Заготовляли к этому дню кормленых кур, гусей, поросят и даже телят. Полагалось, чтоб было чего выпить. Конечно, выпивка заключалась в пиве и водке. Целый ряд церемоний был подготовлен к этому дню. Так, накануне совершали обряд «омовления невесты в бане», для чего вели последнюю в баню с песнями и музыкой. После происходило «заплетание и расплетание косы». Пели при этом о девичьих годах, которым пришел конец, потому что «добрый молодец украл нашу красавицу (имярек)» и потому еще, что «след вырезал, очи затуманил, сердце заворожил, душу усыпил». Ничего соответствовавшего этим словам в Юрьевке не делали, но зато в Алексеевке при словах «след взял» одна из девушек-подружек нагибалась к полу и брала в платочек «след ноги» невесты, а при словах «очи затуманил» невесте накидывали на лицо вышитый рушник и вели к постели, где ее клали при словах «душу усыпил». Потом при словах песни: «Играй, музыка, играй!» невеста (ее называли «молодая» по деревенскому обычаю, т. е. посвященная Младе, богине невестиной молодости) вскакивала с постели, начиная сама плясать и веселиться. Обычно в этот день приглашались только тетки, сестры, матери, подружки, иначе говоря, только представительницы женского пола. В то же время жених («молодой» — посвященный Младу, богу жениховской молодости, юности, свободы мужской) проводил время со своими друзьями, дружками, братьями, дядьями, иначе — в мужском обществе. В один из дней накануне свадьбы, кажется, дня за три, происходила встреча двух половин, мужской и женской, когда они пели попеременно, изображая как бы борьбу. Мужчины стояли за жениха, а женщины за невесту. При этом они выстраивались в две шеренги, брались за руки, и то юноши дразнили девчат, а то девчата парней. Кончалась эта встреча обычно зимой на льду реки большой «метелицей», танцем, напоминавшим кадриль, где в последний момент все вертятся, изображая метель и ее Кострубки, струйки снега, вихри. Во всех этих обрядах не было и следа христианского влияния. Оно проявлялось лишь в последнюю минуту, когда происходило Таинство венчания в церкви, а затем снова наступали обряды старины, связанные с язычеством, а не с христианством. Наконец наступал последний день пребывания «молодой» в доме родителей. С утра там занимались приготовлениями к пиршеству, обычно, родственники или друзья, в то время как родители и невеста сидели на парадной половине хаты, где были также подружки, певшие хором приуроченные к этому случаю песни. Когда невесту обряжали, чесали, приготовляли ее волосы к венцу, где заплетали косы, а где даже подвивали, девушки пели: «Расплетайся, заплетайся, коса руса! До венца идет Маруся!» Пели также «про Волгу, выходившую замуж за Дуная-Богатыря». В это время появлялись «Бояре», несколько почетных друзей (то, что в нашем обществе принято называть «шаферами»), и им надевали широкие красные и белые ленты через плечо, как принято в орденах первой степени. Убирали восковыми цветами, «флердоранж», и белыми лентами сбрую коней, цепляли ленты на телегу, заплетали коням в гривы. Назначали «сторожей», двух ребят, лет по 18, на обязанности которых лежало предупреждать об отбытии молодых в церковь и об их возвращении. Выносили Первый Сноп с чердака, приносили соломы к воротам. Наконец, прибывали посаженые отец с матерью, почетные лица, которые благословляли молодых иконами. Затем невеста выходила в подвенечном платье на крыльцо и кланялась в ноги родителям, «прощаясь с ними», обычно, без слез. Затем ее вели к телеге, сажали в середину, девчата же вокруг затягивали песни и везли к церкви. Молодой садился в другую телегу с юношами, и в таком виде, перегоняя друг друга, мчались они к венцу. После венца, с песнями, гармонией, бубнами, летели во весь дух домой, где должно было быть празднование, а там «сторожа» разводили в воротах костер, и через него, уже сидя рядом, как муж и жена, влетали молодые во двор. Тут начиналось уже пиршество.

ЗАМЕТКА О «РАДОНИЦЕ» П. П. АННЕНКОВА

Анненков в «Родных Перезвонах» (Брюссель) говорит так: «Начиная с первого же дня Пасхальной, Светлой Недели, крепкие верой и богобоязненные православные русские люди идут на могилы умерших родственников и христосуются с ними, кладя на могилу у памятника или креста красное яичко, возвещая радость Воскресения Христова и обязательной встречи в загробной жизни. За границей мы видим иное. День поминовения усопших здесь падает на 1 ноября. Несут на кладбища цветы, вспоминают близких, как умерших навсегда, но живого контакта живого с умершим нет. Близкий ушел, и осталась лишь память о нем. Иное дело у нас, православных. Идя на могилу близкого, мы почти физически ощущаем его присутствие и от этого получаем радость, радость общения с ним, радость жизни вечной. Ибо звучат еще у нас слова Матери Святой Церкви: