Но тут вмешалась мать. Ее тон был аристократически холоден, но Тесс не почувствовала в нем отчуждения, которое мать умела выразить мастерски.
— Благодарю, князь, но мы едем вместе. Я думаю, суверену не к лицу отправлять свою семью за тридевять земель, если он собирается навести порядок у себя дома.
Поезд лязгнул буферами и начал замедлять ход. Господин Готлиб, сидевший опершись спиной о стенку вагона, побледнел еще больше, что всего минуту назад представлялось Тесс абсолютно невозможным, и судорожно сглотнул. Он боялся так сильно, что его страх передался Тесс, и она нервно принялась оправлять руками трико с большими пуфами, в которое была одета. Смиль, циркачка, с которой ей предстояло делить старенький матрас в женской половине вагона, тут же подскочила к ней и протянула платок. Тесс поспешно накинула его на голову, укрыв волосы, и, отойдя в угол, присела на матрас. Станция, к которой они приближались, просто кишела «соратниками». Здесь разгружались войска, которые соратник Шайдар, глава Объединенного бюро Комитетов действия Рудных гор, стянул для атаки на городок, покинутый ими не далее как сегодня утром.
Поезд все больше замедлял ход. Тесс подобрала ноги и, чтобы избавиться от дрожи в руках, обхватила ими плечи. Еще несколько минут — и поезд наконец остановился. Снаружи послышались шум, голоса, ржание коней, крики и лязганье металла. Молчун постоял немного, прислушиваясь, потом скользнул вперед и как-то неожиданно для Тесс, хотя она не отрывала от него глаз, оказался у маленького оконца, расположенного по другую сторону двери. Минут пять он смотрел наружу, крутя головой, потом усмехнулся какой-то своей мысли, подхватил почти пустую полуведерную бутыль из-под самогона, стоящую под дверью, в которой, однако, все еще оставалось с полкружки мутной зеленоватой жидкости запрокинул голову, набрал в рот самогона, тщательно прополоскал рот, сглотнул и… решительным движением распахнул тяжелую вагонную дверь.
Господин Готлиб вздрогнул и пробормотал:
— Клянусь Господом, он сошел с ума. От того, что произошло потом, легко можно было впасть в оторопь. Господин Юри, еще минуту назад трезвый как стеклышко, вдруг оказался в стельку пьян. Он повис на двери вагона, чуть не вываливаясь наружу, окинул осоловелым взглядом перрон и заорал на всю платформу:
— Эй, вы, а ну иди сюды! У мене тут суверен со всем его семейством.
Тесс похолодела. Господин Готлиб тихо ойкнул и сполз по стене. В двери вагона всунулось несколько бородатых рож в картузах с лентой народного патруля.
— Ма-а-а-аладцы, — пьяно протянул господин Юри и полез к ближайшему с поцелуями.
Тот сурово отстранился и строгим тоном спросил:
— Ты орал?
— Я, — гордо заявил господин Юри.
— И где твой суверен?
— А вон. — И Молчун ткнул пальцем в господина Готлиба. «Соратники» переглянулись, трое торопливо влезли в вагон и подошли к лежащему без сознания антрепренеру. Несколько мгновений они внимательно разглядывали его, потом один, видимо старший, повернулся к повалившемуся у двери господину Юри:
— Это суверен?
Господин Юри гордо кивнул:
— Точно. Сущий суверен. Совсем житья от него нету. Говорят, вы их всех стреляете, стрельните и энтого, святым кругом вас прошу. Своих полосатых тварей, — он кивнул на зебру, которая, как еще не оправившаяся от болезни, ехала в вагоне вместе с людьми, — кормит ну прям на убой, а работному человеку, — тут он вполне натурально всхлипнул, — и закусить ничего нетути. — И Молчун дрожащими руками горького пьяницы приставил к губам горлышко бутыли.
— Тьфу, черт! Пьянь проклятая, — выругался старший.
— Эй, старшой, нашли кого? — спросили снаружи. Старший не ответил, только зло мотнул головой остальным и, подойдя кдвери, спрыгнул на перрон, прежде наподдав господину Юри по крестцу. Тот взвыл и начал ругаться.
Два часа подряд, пока поезд стоял на станции, господин Юри сидел в проеме двери в обнимку с бутылью и приставал ко всем сновавшим вдоль поезда солдатам, прося их «стрельнуть» его хозяина, который «ну прямо сущий суверен». Но от него только отмахивались. Между тем весь остальной поезд перетряхивали не просто основательно, а прямо-таки с небывалым рвением. Однако все имеет свой конец. Через пятнадцать минут после того, как большие вокзальные часы пробили полдень, к поезду наконец подогнали паровоз и они тронулись в путь.
Как только станция скрылась из виду, господин Готлиб вскочил на ноги и с визгом накинулся на господина Юри:
— Ви понимайт, что ви делать?! Они же могли всех нас расстреляйт! Ви просто сумасшедший! Я отказываюсь дальше помогать вам! Я требую…
— Замолчите.
В тоне, каким это было сказано, было что-то такое, от чего антрепренер мгновенно умолк. Лицо господина Юри смягчилось.