Русские - собиратели славян

Вспомним: даже Торольв с лопарями не мог себе позволить просто отобрать всё. Ибо понимали находники: вот, скажем, налетел ты на поселение, отнял бунд шкурок. А дальше что? А дальше все другие охотники и торговцы товар от тебя попрятали. И остался ты в дураках.

Но одно дело — оленевод северный. От него и нужно-то всего — мехов красивых, чтобы король порадовался. А на Востоке? На Руси? Где тебе нужно несравнимо больше — и мехов, и кораблей речных, и прохода через волоки, и прочих услуг транзитного и инфраструктурного характера? Здесь услуги местных носят такой характер, что не больно-то их отнимешь, услуги те. Скажем, того же лоцмана для прохода по волховским мелям ты уже не найдёшь, ежели перед тем кого обидел из его братии.

Впрочем, жизнь есть сосуществование взаимно зависимых белковых тел. А потому после пары неизбежных инцидентов взаимоприемлемый модус вивенди обязан был найтись. То есть новички этого транзита наверняка пытались — и не раз — прощупать местное население на податливость к насилию. Отсюда, скорее всего, и это настороженно-враждебное отношение к варягам, что красной нитью проходит через все рассказы о них. А вот ветераны походов за мехами и серебром наверняка вели себя цивилизованнее. И уверен: таких, знакомых, почти своих — их как-то отличали от новичков-чужаков-находников…

Итожим. Для обеспечения прохода через местные реки и волоки к местам, изобильным добычею, а от них — к местам, изобильным серебром, вначале с неизбежностью создаётся портовая инфраструктура. Тогда же у нас появляется судоремонтное и судостроительное производство. А рядом с ним с той же неизбежностью возникает инфраструктура снабженческая, обслуживающая, рекреативная. И вследствие этого появляется главное — обменная инфраструктура. Не за бесплатно же корабли дают! А это значит — обмен товара на товар или деньги, это значит — рынок, это значит — воровство и полиция.

А там — шаг и до политического прикрытия. Ибо не может эта самая инфраструктура быть заложницей настроений любого проплывающего ярла и любой подобравшейся сюда банды. Всякая питательная вещь требует пригляда…

И для этой инфраструктуры нужно место, где она разместится. Вот и возникают около волоков и порогов скандинаво-финно-кривичско-славянские торгово-финансово-охранные поселения. Как, например, у первых порогов на Волхове стоят поселение Пчева и укреплённый пункт Городище, а у вторых, соответственно, — Гостинополье и Новые Дубовики:

…произошло формирование сети поселений вдоль волховского участка системы речных путей с Балтики на Восток. Особая их концентрация наблюдается в зоне Гостинопольских и Пчевских порогов, находящихся выше по течению Волхова. Явно неординарную роль играло городище и селище Любша, расположенные на правом берегу Волхова ниже Ладоги. /226/

Не отсюда ли — возникновение больших посёлков и городищ на концах, так сказать, «мелкого пути»? Типа Гнёздовского.

Риторический вопрос. Именно поэтому. Вот что пишут, например, про поселение в Гнёздово, что как раз в конце важного волока лежит:

Волок был наиболее проходим во время «высокой воды», и именно с этими периодами была связана наиболее интенсивная торгово-ремесленная деятельность в Гнездове. Связь поселения с ближайшей округой не ясна. Зато очевидна ориентация «сезонного» ремесла на обслуживание международного торгового пути. /343/

Более того. Подобное же, хотя и в более поздние времена произошедшее —

— возникновение городов на волоках между реками камского и обского бассейнов достаточно хорошо задокументировано. /541/

Так что всё верно: как во времена оны древнегреческие колонисты расселись по берегам Средиземного и Чёрного морей, словно лягушки вокруг болота, так и населённые пункты на Руси с самого начала кучковались прежде всего около ключевых мест транзитных трасс.