Русские современники Возрождения

Повесть о Дракуле несомненно была написана по свежим рассказам о Цепеше, еще ходившим в соседних с Румынией землях. Сходные рассказы и анекдоты записывали немецкие авторы из близлежащих земель; записывал их и итальянский гуманист Антонио Бонфини, поселившийся при дворе венгерского короля Матвея Корвина (Матиаша Хуньяди) и писавший «Венгерскую хронику». Сходство русской повести с немецкими и итало-венгерскими повествованиями о Дракуле не текстуальное, а сюжетное, — очевидно, что это не переводы, а самостоятельные произведения, написанные на основе близких устных рассказов.

Автор русской повести сообщил немаловажные данные и о себе самом. Он был в соседних с Валахией землях, во всяком случае в Венгрии, вскоре после смерти Влада Цепеша. Автор сообщает о детях Дракулы: «Един при кролеве сыне живет (т. е. при сыне венгерского короля Матвея Корвина), а другой был у Варадинского бискупа (епископа города Варадина Великого, входившего тогда в состав Венгрии) и при нас умре (умер), а третьего сына, старейшаго, тут же на Будину (в Буде — столице Венгрии) видехом (мы видели)…»^{99}Далее он рассказывает о судьбе «Мунтьянской земли» (Валахии), где соседний государь «Стефан молдовскый» (Стефан Великий, молдавский господарь в 1457–1504 гг.) посадил спустя несколько лет после Дракулы на престол «некоего воеводского сына, Влада именем», который был прежде монахом, а потом расстригся. Из этих слов ясно, что автор был в Венгрии в царствование Матвея Корвина, причем не один, а вместе с какими-то спутниками («при нас.», «видехом»). Происходило это во всяком случае после воцарения в Валахии («Мутьянской земле») Влада Монаха — т. е. после 1481 г. Посольства из России в Венгрию были в те времена достаточно редкими, но одно посольство было отправлено именно в те годы. Послы выехали в 1482 году, возглавлял посольство государев дьяк Федор Васильевич Курицын.

Время возвращения Курицына на Русь определяется довольно точно. Договор, заключенный русским послом с Матвеем Корвином, был направлен против польско-литовского государя Казимира Ягеллона, но начинать серьезную войну с королем Иван III пока не собирался. В грамоте Матвею Корвину, посланной несколько лет спустя, великий князь объявил «почином (началом войны) и наступом (наступлением)» на польско-литовского короля присоединение Твери в августе 1485 г., совершенное якобы за то, что «князь великий Михайло Тверской с Казимиром королем был в братстве, любви и докончании (соглашении)». Происходил же этот поход, по словам великого князя, «как до нас дошол наш посол Федор» и привез текст договора. Значит, к августу 1485 года (т. е. за пять месяцев до первой переписки «Повести о Дракуле») Курицын уже наверняка вернулся в Москву.

Федор Курицын был человеком книжным — одно написанное им сочинение, «Лаодикийское послание», известно, и мы к нему еще обратимся. Из Венгрии Курицын привез с собой некоего «угрянина Мартынку» — венгра или венгерского славянина, который мог при случае напомнить ему (а иногда и сообщить, если дьяк их не знал) анекдоты о Дракуле. Так, вероятно, и возникла «Повесть о Дракуле». И автором ее можно считать государева дьяка Федора Курицына.

В XV веке в России еще не было книгопечатания, и сочинение, которое автор хотел размножить, вручалось переписчику. Таким переписчиком и оказался для Федора Курицына опытный и достаточно известный к тому времени Ефросин. К февралю 1486 года он уже вполне мог переписать небольшую по размеру «Повесть о Дракуле»^{100}.

Так, очевидно, и осуществилось знакомство (очное или заочное) двух героев нашего повествования — книгописца Ефросина и дьяка Федора Курицына.

Федор Курицын

Дату возвращения Курицына в Москву приходится устанавливать ио косвенным данным потому, что обратный путь его оказался не совсем легким. Летом 1484 г., проезжая из Венгрии через Молдавию, Федор Васильевич был задержан турецким военачальником в Белгороде (Читатеа Алба, Аккерман) — молдавском городе, как раз перед этим захваченном турецкими войсками. У задержавших Курицына турок не было, впрочем, особенно дурных намерений: просто султан не имел еще дипломатических связей с московским государем, и турки были непрочь завязать их хотя бы таким способом. В Белгороде Курицына продержали довольно долго — пока об освобождении русского посла не похлопотал союзник Ивана III и вассал султана — крымский хан Менгли-Гирей.

В отличие от бояр, старших советников Ивана III, доставшихся ему от отца, дьяк Федор Курицын, очевидно, был сверстником великого князя, начавшим жизнь тогда же, когда и тот, — в середине XV века. Рода он был незнатного, своими служебными успехами обязан прежде всего себе самому.

Жизненный опыт, приобретенный Курицыным, во многом совпадал с жизненным опытом кирилло-белозерских летописцев и Ефросина, но на события тех лет он смотрел с несколько иной точки зрения.