Русские старожилы Сибири: Социальные и символические аспекты самосознания

Марковцы – очень своеобразные люди: их по манере речи, по их хвастовству можно сразу отличить. Все – на публику, шумные, бесшабашные, но с хитрецой. <…> У нас беззлобные люди, не матерятся. Мы голодные, но веселые (ж 42 АН). Походчане выделяются – более общительные, веселые (ж 42 ЧР).

Еще один постоянный элемент самоописания – вежливость, мягкость, отсутствие грубых слов и грубого обращения друг к другу (это отмечено и в старых публикациях, см., например, Зензинов 1921):

У нас не матерились. Половые органы назывались как-то ласкательно, грубых слов нет. Даже когда ругаются – злости нет. Муж мне говорил: «Когда поедешь на материк, когда будут ругаться – ты не пугайся». Я говорю: «По-моему, злее меня никого нету». Но когда приехала, услыхала, как муж с женой разговаривают – просто разговаривают, не ругаются! – у меня аж сердце схватило. Думала, умру (ж 42 АН).

Только по имени-отчеству называли, вежливо, и никогда не ругались. Мата никакого не было, это был большой грех (ж 39 МК).

Старое поколение походчан матом не ругалось и в частушках не употребляло. Сейчас удержу нет (ж 42 ЧР).

Интересные документы, имеющие отношение к этому вопросу, хранятся в Анадырском окружном архиве. В апреле 1920 года на имя председателя марковского исполнительного комитета поступило заявление от Евдокии Дьячковой, в котором она просит разобрать ее дело «ввиду нанесенных мне оскорблений Фомой Шитиковым матерными словами и площадной бранью. Ввиду этого прошу Исполнительный комитет собрать экстренное собрание граждан» (Архив ЧАО. Ф. Р-5. Д. 2. Л. 5). 25 апреля 1920 года такое собрание граждан села Марково состоялось и приняло постановление по «заявлению граждан о произношении Фомы Шитикова матерном слове на общем собрании в пьяном виде: Предупредить чтобы граждане в пьяном виде не ходить и не цензурных слов не произносить» (там же. Ф. Р-33. Д. 1. Л. 17; орфография оригинала). По-видимому, грубость была в то время в селе действительно редким явлением, раз одно ее проявление вызвало такую серьезную реакцию.

Одежда

Наряду с внешностью важную этноидентифицирующую роль играет одежда. Эвены, якуты, чукчи, а также городские (приезжие) русские имеют каждый свой тип одежды, и все эти варианты одежды – не такие, как «у нас». Даже если сегодня, в современном поселке, различить людей по манере одеваться удается только в редчайших случаях, память о том, что у каждого народа был свой костюм, остается, не в последнюю очередь потому, что эти знания поддерживаются деятельностью различных фольклорных кружков.

«Национальный костюм» считается необходимой принадлежностью певца или танцора, выступающего со сцены. Информантка-чукчанка рассказывает, как она выступала с танцами на фольклорном концерте; для этого выступления она сшила подобие чукотского костюма из брезента; потом, для следующих выступлений, она сшила уже настоящий меховой костюм. При этом традиционный костюм у разных территориальных групп чукчей разный – и информантка огорчена, что это не всегда соблюдается:

Вроде они [чукчи из Колымского] стали шить себе костюмы как анадырские… А когда в прошлом году приезжали выступать, они все в анадырских одеждах выступали… А раньше совсем по-другому было… И кукашки все эти анадырские. А по-своему ничего, так, по-настоящему-то. Кукашки такие носят… Ламутские длинные обутки… А чукотские одежды вот такие. Как у меня… (ж 38 ПХ).

То же у русскоустьинцев: для выступления нужен особый костюм, такой, как носили раньше: Для танцев, особенно когда выступали, очень сложно было делать одежду. Обязательно нужна была цветастая шаль с кистями, меховые оторочки, опушки, рубахи вышитые, пояса. Все это сами делали (ж 70 РУ).