А у нас в Ерополе хоронили по-русски. У нас ведь все крещеные, у моей бабушки все было для похорон приготовлено. И у каждого ламута тоже есть иконка: они ведь тоже все крещеные (ж 54 МК). Ну, делают могилу, а там еще такое углубление сделают специально для гроба. Это у нас спокон веков, и все приезжие теперь хоронят так, как у нас хоронили. Ставится гроб туда, сверху ложатся доски, и на доски уже кидается земля. И говорили, там живая могила, так называли (ж 32 ЧР).
Степень смешения различных вариантов похорон у населяющих эту территорию народов действительно довольно высокая. Информантка-чукчанка (родом из Халерчинской тундры) описывает свой обряд:
Если человек умирает, то моем его, кладем, как все, и еду около него кладем. А потом, когда уже на кладбище идем, всю его одежду сжигаем, которую он носил. И перед уходом оттуда багульник сжигаем и всех окуриваем. Точно так же, когда выносят, все помещение окуриваем багульником. Точно так же, когда ребенок тяжело заболеет, тоже багульником. Так и придерживаемся (ж 39 ЧР).
Другая информантка, также чукчанка (родом из поселка Колымское), передает особенности чукотского обряда в больших подробностях. Она отмечает следующие черты обряда: хоронили в землю, в могилу клали вещи, инструменты, но не настоящие, а специально сделанные, маленькие копии: трубку, посох, скребок; клали настоящие иголки, но концы их обламывали; одежду, в частности рукавицы, дырявили; покойника обвязывали очень длинной веревкой. На кладбище режут пополам специально принесенную оленью тушу, половину бросают в могилу, остальное раздают присутствующим; на обратном пути с кладбища старики «разговаривают с шапкой», спрашивают покойного о будущих событиях, о судьбе его детей и т. п. Всю оставшуюся одежду покойного сжигают, «чтобы дух за ними не гонялся». Вот еще одно описание чукотских похорон, на этот раз записанное от чукчанки, живущей в Маркове:
А у нас не копали, а сруб делали. И обязательно крест. Хоронили на третий день, пока сошьют обувь, одежду – если внезапно умер, молодой [если не внезапно, то одежду шили заранее]. Меховую одежду. Обычную одежду красили ольхой, а покойнику – просто белую. И шьют не так, а наоборот [показывает: живым – справа налево, мертвым – слева направо]. Никак нельзя мертвым шить как живым. И узлов не делали. Потом стельки в обувь: живым клали во много слоев сухую траву, а мертвым – две-три травинки. Больше нельзя. И чижи [меховые носки] не надевали покойникам. Завязки сзади на торбазах у живых длинные, чтобы завязывать вокруг щиколотки, а у мертвых коротенькие, им нельзя завязывать. А то дорога… не дойдет в узлах и витать будет (ж 38 МК).
Мы так подробно рассказываем о похоронном обряде, который наши информанты-чукчи считают своим, потому, что очень многие его элементы входят в похоронный обряд старожилов. [95] Вот описание марковских (точнее, еропольских – информант родился в Ерополе в 1932 году) похорон:
Делали «живую могилу». Копали яму, потом ставили помост, чтобы внизу была пустота, на помост ставили гроб, чтобы не на землю. Его всё туда клали [все вещи покойника в гроб]. Говорили, всё пригодится, надо будет ему. Например, нож, но только кончик обламывали, чтобы не был острый. Иголку женщине – тоже кончик обламывали. Потом шили мешочки, маленькие [показывает: длиной с две фаланги пальца] для продуктов, там, говорили, вырастет все равно. Папиросы, табак, мешочки [с продуктами] клали. Обязательно старику клали под правую руку посох, тоже маленький [20—25 см длиной], тоже там вырастет. Если верующая, то иконку клали, чтобы там молилась за благополучие детей, которые остаются. Крест у всех ставили. Раньше же ездил батюшка, кто верил, но в основном чему верили [поклонялись] – солнцу. Язычники, или как? Только после коллективизации, в 1935 году, перестали священники ездить. Потом без священника хоронили, сами (м 32 МК).
А вот как рассказывает походчанин о том, как хоронят в Походске: