Русские суеверия

«Замечательно, что в древнерусских письменных памятниках мы не встретили обыкновенного русского слова „черт“, так обычного в памятниках народной словесности. Единственный памятник, где нам впервые попалось это слово, – „Великое зерцало“, где есть, например, такая повесть: „Яко не подобает рабов звати: поиде, черт, или диавол“». «Так как „Великое зерцало“ – памятник, перешедший к нам из Польши, то мы решаемся думать, что и слово „черт“ польского происхождения (czart) и перешло к нам приблизительно с XVII в. В западнославянской мифологии этим именем называлось болотное божество, нечто вроде лешего (впрочем, и у нас говорят: „Ступай к черту в болото!“» 〈Рязановский, 1915〉.

По уточнению О. А. Черепановой, наименование «черт» известно в русском языке с XV в. «Происхождение слова не совсем ясно. Праславянское čь_Rtъ. рассматривается как причастие на – to „проклятый“, родственное лит. kyrёt „злиться“, apkyrёti „надоедать“, kerёti „сглазить, околдовывать“ (в украинском, белорусском, чешском, польском языках слово «черт» имеет то же значение, что в русском)» 〈Черепанова, 1996〉.

Черти не только отождествляются с бесами, демонами: они сосуществуют с ними в своеобразной «табели о рангах» духов зла. «Черт, дьявол, бес, Сатана – сим вымышленным особам простолюдины определяют разные степени и достоинства и уверяют, что черт смущает, бес подстрекает, дьявол нудит, а Сатана знамения творит для колебания крепко в вере пребывающих» 〈Чулков, 1786〉.

Черт – нечто среднее между духом зла и двойственным нечистым духом. «Дьявол зол и опасен, а черти „шутят“» (волог.). «Черт не есть бес. Бес – собственно искуситель, враг человека, производитель греха» (вятск.). Черти, провалившиеся в Тартар, выходят из тьмы кромешной соблазнять людей; черти, обитающие предпочтительно в болотах, обладают относительно добродушным характером и «шутят» над прохожими (орл.).

«В представлении заонежан – человеконенавистник дьявол сам по себе: это отвлеченное существо, о котором, вне круга религиозных верований, они знают лишь из особого рода сказаний; в жизни же они имеют дело с духами совершенно иного порядка, которые и по природе, и по наклонностям близки к человеку, но только сильнее его… Черти в глазах народа также отличны от дьявола; по заонежскому поговорью: „Черт чертом, а дьявол сам по себе“» 〈Рыбников, 1910〉.

Согласно повсеместно бытующим поверьям, черти (как и бесы) – бывшие ангелы, свергнутые с неба вместе с дьяволом, Сатаной. «Черти взбунтовались на небе, не хотели слухать Бога, да и… фить! Как пужнул их архангел Михаил с неба – кто куда» (орл.); «Когда Бог сотворил мир, то заставил ангелов петь ему славословие, а сам ушел в рай к Адаму. Ангелы-то пели, пели да соскучились. Вот один из них и говорит: „Бог-то ушел, давайте-ка отдохнем“. Некоторые ангелы и перестали славословить. Бог пришел и приказал верным ангелам прогнать их с неба. Эти ангелы и стали нечистыми» (пенз.).

«Ангелы-черти», упавшие на воду, стали водяными, на леса – лешими, на дома – домовыми и пр. В этой христианизированной, возникшей достаточно поздно легенде переосмыслены сложившиеся ранее представления о лесных, водяных, домовых и прочих духах отнюдь не небесного происхождения.

По рассказу, записанному в Саратовской губернии, черти возникли из плевка Бога. Появление чертей связывается и с Сатаной: «Происхождение чертей народ считает от Сатаны, а Сатана уж так весь свой век живет не переводится» (новг.).

Традиционный облик черта (там, где он более или менее отличен от иных представителей нечистой силы) в общем наследует бесу (см. БЕС): это черное (синее, темное) мохнатое существо, с крыльями и хвостом, с когтями, рожками и копытцами. Глаза его горят как угли, голос зычный, сиплый, «каркающий». Он может быть кривым, хромым, лысым (с остроконечной, «шишом», головой), с гусиными пятками.

По мнению ряда исследователей, образу беса-черта, напоминающего фантастическое животное, предшествовал (или сопутствовал) образ обнаженного женообразного юноши с женскими (часто поднятыми над головой и спутанными) волосами. Такой облик прослеживается в памятниках древнерусского и средневекового искусства. Ф. И. Буслаев полагал, что лишь «миниатюристы XVII в. смелее стали обращаться с личностью беса. Демон старинной живописи даже был не страшен по своему виду, а пугал только идеею вечной гибели. Мастера XVII в. стали намеренно ухищряться в вымышлении отвратительных очертаний бесовских фигур…» 〈Буслаев, 1886〉.