Русские суеверия

И. И. Железнов утверждает, что на Урале ходит множество рассказов о связях людей с шутами и шутовками. Такие отношения «бывают иногда весьма продолжительны и разрываются всегда или смертию обвороженного мужчины, или отогнанием от него обворожительницы-шутовки посредством молитв и отчитываний».

Рассказывали и о том, что от связи женщины с про́клятым мужчиной рождались дети, «но они через некоторое время пропадали без вести или… уносились вихрем и исчезали в воздухе. В таких случаях обыкновенно сваливают вину на про́клятых, которые, дескать, не хотят, чтобы частичка их крови осталась между крещеными».

Дети про́клятых достаются чертям, в чем заинтересована нечистая сила: такие ребятишки «приглядывают за хозяйством» нечисти, выполняют ее поручения (к шутовкам попадают и про́клятые родителями «не в час» дети, а также самоубийцы, опойцы – см. ПРО́КЛЯТЫЕ).

С кознями шутов и шутовок боролись посредством отчитывания (чтения над обольщенным молитв); смазывали обвороженных свиным салом; давали пить настой зверобоя, чертополоха. «Ежели натура больного преодолевала болезнь и страждущий выздоравливал, то значило: шутовку отогнали. Ежели больной умирал – это значило: шутовка разрушила его» 〈Железнов, 1910〉.

Бытовал на Урале и популярный сюжет о превращении про́клятой (шутовки) в обычную девушку: «Шутовка взвизгнула (при появлении священника с причтом. – М. В.), в виде жука завертелась и закружилась по горнице – попалась, голубушка! Шутовка ищет места, где бы улизнуть, но места такого нет; подлетит к дверям – там священник с крестом – жжет, к окну – там тоже жжет; к трубе – там тоже; к болтовой дыре – там тоже… А священники с причтом возглашают молитвы, поют ангельские песни, читают Евангелие, кадят кадилами, кропят святой водой – одно слово, вздохнуть не дают шутовке! Вилась, вилась шутовка по горнице, стукалась, стукалась о косяки да стены, напоследок измучилась, из сил выбилась и рухнула на пол, идно стены задрожали. Это значит нечистая сила (владевшая шутовкой. – М. В.) пошла сквозь землю. В эту самую минуту пропели петухи, и на место жука очутилась на полу девушка в красном штофном сарафане» 〈Железнов, 1910〉.

Несмотря на то что приводимые И. И. Железновым поверья о шутовках художественно им интерпретированы, они остаются традиционными и сходны с представлениями о русалках и про́клятых, отмеченными в других районах России (см. РУСАЛКА, ПРО́КЛЯТЫЕ).

В Костромской губернии синонимы наименования «шутовка» – «чертовка, чертеница, демоница, омутница». Шутовка живет в воде или около воды, она лохматая, черная. «Вылезет из воды, распустит клок и чешет волосы. В общем, шутовка очень схожа с русалкой, каковой здесь совсем не встречается, и даже имени ее, говорят, не слыхали» (костр.).

Я

ЯГÁ, ЯГÁ-БÁБА, ЯГÁЯ БÁБА, ЯГÁБИХА, ЯГÁБОВА, ЯГÁЯ, ЯГИ́НИШНA, ЯГИ́ХА, ЯГИ́ШНА

– Баба-яга, сказочный персонаж, обитающий в дремучем лесу; ведьма.

«На печи, на девятом кирпичи лежит Баба-яга, костяная нога, нос в потолок врос, сопли через порог висят, титьки на крюку замотаны, сама зубы точит» 〈Афанасьев, 1957〉; «Баба-яга, костяная нога, в ступе едет, пестом упирается, помелом след заметает» 〈Даль, 1882〉; «Баба-яга их напоила, накормила, в баню сводила» 〈Афанасьев, 1957〉.

В. Даль пишет, что яга – «род ведьмы или злой дух под личиною безобразной старухи». «Кости у нее местами выходят наружу из-под тела; сосцы висят ниже пояса; она ездит за человечьим мясом, похищает детей, ступа ее железная, везут ее черти; под поездом этим страшная буря, все стонет, скот ревет, бывает мор и падеж; кто видит ягу, становится нем» 〈Даль, 1882〉.

Яга живет «в глухом лесу, вне обычной сферы жизни человека; ее вид и положение в избушке противоестественны: „ноги на порожке, губы на сошке, руки из угла в угол, нос в потолок“ 〈…〉 руками она „печку садит вместо лопаты, ногами уголье выгребает, языком печку лижет“» 〈Черепанова, 1983〉. Яга может быть слепой на один глаз. Она оборачивается змеихой, кобылой, коровой, деревом, различными предметами.

О Бабе-яге, отталкивающего вида лесном божестве, колдунье, которая обладает многообразной властью, повествуют в основном сказки. Анализу этого образа посвящено много исследований, в том числе фундаментальные труды А. А. Потебни 〈Потебня, 1865〉 и В. Я. Проппа 〈Пропп, 1986〉. В. Я. Пропп считает образ Бабы-яги трансформацией образа архаического божества, некогда главенствовавшего в обрядах инициации, посвящения (первоначально, возможно, такое божество имело облик женщины-животного) 〈Пропп, 1986〉.