Русские своих не бросают

А где-то над мутными водами Евфрата, над желтыми барханами Сирийской пустыни реял крошечный «Либерейтор»…

2

Не обращая внимания на Лушина, Марлен взял в охапку сразу три одеяла: одно подстелил, другое сложил под вид подушки, а третьим укрылся – было довольно прохладно.

Злость и унижение, клокотавшие в нем поначалу, утихли, сменяясь депрессией. Исаев чувствовал себя совершенно беспомощным. Понятно, что нужно было бежать и – желательно! – наказать похитителей. Но как?

Хорошо какому-нибудь Шварценеггеру: берет шестизарядный «кольт» – пиф-паф! И взвода нет. А в реале все куда сложней.

Вот садились они в Астрахани. И что?

Было видно, как подкатывает «наливняк», как солдатики споро организуют заправку, как меняются куревом с пилотами, штурманом и бомбардиром «Либерейтора». И что ему, в пыльный иллюминатор лбом колотиться? Или орать: «Спасите! Помогите!»? Так, во-первых, не докричишься, а во-вторых, стыдоба же. Надо самому выбираться.

Не доверял ты Антону? Не доверял. Так почему не уберегся?

Господи, да что об этом говорить – под крылом уже битый час скользит зеленый гофр Каспийского моря. Следующая остановка в Тегеране, наверное.

Марлен подумал – и с сожалением оставил идею пробиваться наружу. Тут вроде как через бомболюк поднимается экипаж, не очень-то и пробьешься. То ли там сдвигаются створки, то ли раздвигаются – непонятно. И целая банда летунов.

Особенно трое стрелков – они все в хвостовой части, где он сам обретается. Задний стрелок самый подозрительный, то и дело заглядывает. Бдит, зараза.

Если подумать, то выход у него всего один – отобрать пистолет у Антона, связать или прикончить этого долбаного агента, явиться к пилотам и вежливо попросить парашют. И… нет, не спрыгнуть храбро вниз! Эти ж гады сразу развернут «Либерейтор» и мигом расчленят парашютиста из пулеметов. «Да не достанься же ты никому!»

Нет, надо экипаж здорово проредить. То есть сначала кокнуть Антона, уложить его и накрыть одеялом. Баю-баюшки, аминь.

Потом по очереди пристрелить пулеметчиков. Или оглушить, чтобы без шума. А что? Али мы не в разведвзводе служили? И не десантники ли мы? То-то.

Уделать, значит, стрелков, и тогда уже завалиться к пилотам в гости. Бомбардиром тоже можно пожертвовать.

Хм… Вообще-то, усложненный план получается. И зачем тогда, спрашивается, вообще с парашютом сигать? Тычешь в затылок летчику ствол и вежливо так просишь: «Дядя, поворачивай оглобли!» И дядя покорно доставляет тебя… Ну, скажем, в Баку. Или в Тбилиси. А что? На сцену из боевика тянет вполне. Вот именно…

…Лежать было жестковато. Марлен терпел-терпел да и вернулся в сидячее положение. Привалился к гофрированному борту и уставился куда-то поверх головы Лушина.

Сейчас, когда эмоции более-менее «отстоялись», он по-прежнему не испытывал страха. Неизвестно, что бы он чувствовал по дороге к Берлину, посади его в «Юнкерс», но в «Либерейторе» было спокойно.

И противно. Просто мерзко.

В той реальности американцы вывезли из Германии ученых-ядерщиков. Говорят, их держали в бомбоотсеке – если бы стали наседать «Мессершмитты», то научников просто сбросили бы, по принципу «ни вам, ни нам».

И каково было потом Оппенгеймеру и всей его команде? Работать на чужого дядю, неумного здоровяка? Обтесывать ему ядерную дубинку?

А чем его заставят заниматься? Ракеты клепать? Или транзисторы вымучивать? Не-ет, про электронную начинку лучше помалкивать. Надо полагать, это «русское чудо» пока неизвестно на Западе. Правда, одна из «С-15» упала на территории противника, нештатно сработав, но БЧ самоликвидировалась, и все транзисторы – в пыль. А всякие ПРД с ЖРД немцам уже ведомы…

– Думаешь, как бы сбежать? – внезапно послышался голос Антона.

Марлен опустил глаза на Лушина. Шпион не выглядел довольным.

– Думаю, – признался Исаев.

Антон кивнул понятливо.