Русские своих не бросают

Марлен мрачно улыбнулся, сжимая рукоятки. Поведя стволом, он нажал на спуск и выпустил короткую очередь. До танка было не более полусотни метров, а пуля «Браунинга» и со ста метров прошивает стальной лист в двадцать пять миллиметров. Борт «Фиата-Ансальдо» был тоньше…

Звездчатые дыры от попаданий изукрасили танковую «броню», и офицер, торчавший в люке, заорал от боли.

– Что, сука, лапку больно? – процедил Исаев.

Он уже хотел было снять танкиста, но кто-то из бедуинов опередил его, засадив в итальянца из старенького «ли-энфильда». В тот же момент рванул бензобак, и танк, съехав со склона, загорелся.

А на бархан уже въезжала новая цель – трехосный грузовик «Спа-Довунке», в кузове которого прятались под тентом неустрашимые солдаты дуче. Очередь, пущенная по кабине, разнесла двигатель, и грузовик едва не перевернулся. Став боком, он задымил, а итальянцы, громко крича, посыпались из кренившегося кузова, разбегаясь и паля во все стороны из «беретт».

Еще одна очередь добила трехосник – он вспыхнул, потом стали рваться запасные канистры с бензином, и Марлен переключился на итальяшек. Впрочем, бедуины и сами с ними справлялись, стреляя со скал.

Солдатам деваться было некуда, они падали на песок, двое даже залезли под грузовик, и очень невовремя – «Дуванке» медленно перевернулся вверх колесами. Огонь заревел еще сильнее.

И было явление третье: на изъезженный бархан выбрался еще один танк, поводя 37-мм пушкой. Марлен, не думая, выпустил очередь по башне, но пули не смогли ее пробить. Тогда он повел дулом, сосредотачивая огонь на гусенице.

В ленте, кроме обычных патронов, хватало и тех, что отмечались красными кончиками – это были трассирующие. Расстояние до цели было совсем невелико, поэтому трассеры не успевали разгореться красивым малиновым пламенем, они лишь протягивали дымные шнуры, соединяя дуло пулемета и траки. Короткой очереди хватило, чтобы гусеница лопнула.

В ту же секунду, перекрывая жалобный звон, грохнула пушка. Исаев лишь вжал голову в плечи. Снаряд усвистал в пустыню, а вот 12,7-мм пули перебили «Фиату-Ансальдо» вторую гусеницу.

Неизвестно, кто из экипажа танка оказался дурнее – его командир или механик-водитель, а только бронемашина взревела, пуская синий выхлоп, и двинулась вперед, вниз по склону бархана. Лопнувшие гусеницы были с лязгом отброшены, и катки танка погрузились в песок. Двигатель взревел и заглох – «Фиат-Ансальдо» сел по самое днище.

Исаев злорадно усмехнулся – танк стоял на склоне, открывая верх корпуса и башни, где броня была тоньше всего. Очередь легко пробила верхний люк, задевая моторный отсек. Горючее и боеукладка вспыхнули одновременно. Рвущиеся снаряды чудом не сорвали башню, лишь огонь рвался изо всех щелей, испепеляя все живое внутри корпуса.

– Готов! – возбужденно заорал Антон.

– Ага, – выдохнул Марлен.

Надо полагать, бедуинам было лучше видать сверху – крича и потрясая винтовками, они побежали к подбитым машинам, добивая немногих уцелевших.

Шейх мог быть доволен: трофеи перепали знатные.

– С викторией вас! – ухмыльнулся Лушин.

– И вас, – церемонно ответил Исаев.

Глава 22. Большое откровение

Шейх Халид был очень благодарен Марлену, который, по сути, в одиночку отбил нападение заплутавшего итальянского отряда. А уж сколько нужных и просто красивых вещей досталось кочевникам! А оружия сколько!

Поэтому, когда истекла неделя, Халид исполнил свое давнее обещание – выделил верблюдов и дал проводника. Причем в дорогу Исаева с Лушиным снабдили по высшему классу – и водой обеспечили, и провизией. Бедуины редко ели мясо, но тут уж расстарались, напекли и наварили. И оружием обеспечили – выделили три автомата «беретта», с виду смахивавших на «ППШ» с плоским магазином-рожком.

Весь день Марлен с Антоном отсыпались да отъедались, а вечером, когда село солнце, тронулись в путь.

Их провожатый был молод, но преисполнен достоинства. Звали его Саид. Он важно объяснил Лушину, что поведет их от колодца к колодцу до самой реки.

Впрочем, прирожденная живость скоро смазала нарочитую суровость Саида. Еще не взошла луна, а бедуин уже вовсю болтал с Антоном, повествуя о тайнах пустыни.

Остановку по пути сделали совсем короткую, ради Марлена. Луна выбеливала пески и, чудилось, покрывала барханы изморозью – так было холодно. Пустыня быстро остывала после дневного зноя, поэтому даже скромный костерок из травы, нескольких веточек акации и пересохшего кизяка согревал озябшее тело.