Русские своих не бросают

А ракеты? Локаторы? Телевизоры? Господи, да я видел в Центре то, что в Америке или в Европе появится в лучшем случае лет через десять-пятнадцать, а то и двадцать! Версии у меня были всякие… Кстати, о моей шпионской деятельности. Я регулярно передавал в Лондон сообщения, но, скажем так, обтекаемой формы: прибыл, устроился, втерся в доверие… Никакой конкретной информации от меня Мензис не получал. Да, насчет версий. Я, знаешь ли, люблю романы Уэллса, особенно «Войну миров»…

– Читывал, читывал…

– Тогда должен помнить, как там в конце было, после пришествия марсиан – сразу подъем пошел с прогрессом, люди освоили марсианские многорукие машины и прочую технику. Я и по-думал: а что, если так и в СССР случилось? Прилетели к вам марсиане, куда-нибудь в Сибирь, и передали технологии? Ну, может, и не по-хорошему передали, а вы их очень попросили… с применением танков. Или не марсиане вовсе, а обитатели Венеры…

Марлен вздохнул.

– На Марсе жизни нет, – сказал он с ноткой обреченности в голосе, – там холодно и очень разреженная атмосфера. А на Венере, наоборот, атмосфера очень плотная, как у нас в океане на глубине километра. И почти плюс пятьсот на поверхности.

– О! – поднял палец Антон. – Еще один довод в пользу моей последней версии – это когда я понял, что мой любимый Уэллс снова дает мне подсказку. – Помолчав, Лушин решительно закончил: – «Машина времени»! Я прав? Ты – из будущего! И ты, и твой отец, и Виктор. Возможно, и Михаил Краюхин. Это правда?

– Это тайна, – буркнул Исаев. – Под грифом «Особой государственной важности».

– Так это правда? – настойчиво повторил Лушин.

– Да! – раздраженно ответил Марлен. – Да! Ты нас вычислил. Доволен?

– Очень! – заулыбался Антон. – Иначе эта задача не имеет решения. А так все факты выстраиваются в непротиворечивую систему.

– Зануда…

– Ага… Ты не волнуйся, Марлен, я ничего никому не скажу. Просто… Ну, я тебе уже говорил про клятвы, могу еще раз повторить. Тут ведь не только пафос. Клятва – это всего лишь слова. Главное тут – кто клянется. Хм… Вот ты говорил, что не разобрался со мной. Самое смешное, что я и сам не разобрался с самим собой! До недавнего времени меня мучили сомнения. Ведь что ни говори, а переход на вашу сторону – это предательство по отношению к Британской империи. Но ведь я русский! Очень мне мешала эта муть в душе, а вот когда до меня дошло, откуда ты, то сразу успокоился. Почему – не знаю, логики здесь нет. Просто мне все стало ясно. Извини, я не признаю великими людьми ни Сталина, ни тем более Ленина, я вовсе не уверен, что советская власть – благо для России. Тем не менее я готов сделать для СССР все, что могу и должен. Просто потому, что это страна, в которой я родился и где хочу жить. Жить, работать, учиться… Воевать, если придется. Вот… так.

И опять зависло молчание. Но напряжения не было.

Вздохнув, Исаев начал:

– Я родился в тысяча девятьсот девяносто втором, в тот самый поганый год, когда коммунисты развалили СССР. Нашлись предатели – один был генсеком, другой председательствовал в Свердловском обкоме. И оба – гниль. За несколько лет растащили Союз по уделам, разворовали все… Все как у Маркса – период первичного накопления. Стали строить демократию и вводить капитализм. Появились богачи и гангстеры, взятки хапали миллиардами… К началу XXI века все немного устаканилось, да и президент оказался мужиком толковым. Кстати, батя мой тоже бизнесмен, миллионер. И все-таки он здесь, хотя я первым в этом времени оказался… Про машину времени я тебе ничего не скажу, потому что не знаю. Ну, есть такая штука, вроде как двери в прошлое, а уж кто их смастерил и когда – хрен его знает… Ты про Краюхина упоминал… Да, он тоже из будущего. Я его в том времени искал, как частный сыщик, как Шерлок Холмс, – прадед Мишкин попросил. А когда я понял, что Мишка угодил в 41-й, то решил его спасти, хотя бы ради старика. А сюда попал, повоевал – и понял, что не смогу вернуться, пока тут война. Ну как бы я бросил своих? Я, даже когда меня в Центр отправили, переживал все – мне-то тепло и сытно в тылу, пули вокруг не летают, а они там на передовой. А мама… Она там осталась, в будущем, и не знает даже, где мы с батей пропадаем.

Антон помолчал, едва дыша.

– Мы победим? – спросил он наконец.

Почувствовав к Лушину благодарность за это «мы», Марлен кивнул:

– Обязательно. Но теперь уж и не знаю когда. В той истории, которую я учил в школе, война закончилась в Берлине 9 мая сорок пятого.

– Ничего себе… Еще три года воевать?