Хотя за укрепление зданий отвечал военный комендант, предоставлением рабочей силы опять же занимался уполномоченный по обороне. Рейман настаивал на минимум 100 000 рабочих ежедневно. В лучшие дни чиновникам Геббельса удавалось набрать до 30 000 человек, однако это вовсе не означало, что всех их могли доставить к месту работ. Еще даже до советского наступления вся организация оказалась столь беспорядочной, что людям из Шпандау и Пихельсдорфа было приказано отправляться со своими лопатами в Карлсхорст (на другом краю города), тогда как жителей Темпельхофа определяли на работы в Шпандау. Многим работникам требовался целый день, чтобы добраться до места, поскольку общественный транспорт по большей части прекратил работать, а там, где этого пока не случилось, из-за воздушных налетов случались длительные перерывы в движении.
Два батальона фольксштурма, якобы подчинявшиеся Рейману, были расквартированы в Бранденбурге, что на самом деле означало их подчинение гауляйтеру Штюрцу, который проживал в Потсдаме и соперничал с Геббельсом. В конце концов Штюрц забрал эти батальоны и разместил их в Шпревальде, в расположении 9-й армии. Сделал он это только для того, чтобы позлить Геббельса, и последнему так и не удалось вернуть батальоны обратно. Под давлением Геббельса и не имея доступа к фюреру, Рейман пытался установить контакты с вермахтом, однако никто не хотел участвовать в этой сваре. Все, что удалось Рейману, – это перевести берлинский оборонительный район под командование группы армий «Висла» генерала Хейнрици[58]
. Когда Рейман, вооруженный великолепными картами и схемами, докладывал своему новому командиру, начальник штаба Хейнрици, бросив один-единственный взгляд на бумаги и увидев, что у генерала нет ни оружия, ни людей, в ярости воскликнул: «Да мне плевать! Пусть эти кретины в Берлине сами выкарабкиваются как хотят!» Не приходится сомневаться, что он имел в виду обитателей бункера фюрера.Непрестанные усилия Реймана сделать хоть что-нибудь увенчались еще одним, менее значительным, успехом: он поступил в распоряжение начальника штаба армии, генерала Кребса, который квартировал в бункере фюрера, где исполнял роль своего рода противовеса Геббельсу. Но это вовсе не означало, что Рейман мог реализовать свое желание видеть установленный в Берлине определенный порядок подчиненности; он даже не добился контроля над мостами Берлина. Их, как решил лично Гитлер, следовало подготовить к уничтожению по его команде. В соответствии с этим Реймана обеспечили взрывчаткой, доставленной издалека – из Любека и Мюнхена, – и командир саперов Реймана, полковник Лебек, приказал набить специально сделанные для этого ниши динамитом. Однако тут вмешался Шпеер[59]
, министр вооружений и противник всех чисто разрушительных приказов. Он заявил, что мосты перешли в его ведение, и убедил Гитлера приказать полковнику Лебеку убрать все заряды.Как только Рейман с трудом устранил некоторые из худших недостатков в своей «зоне боевых действий», тут же поссорился с Геббельсом и был попросту отстранен от должности. Его преемник, старый нацист полковник Кетхер, смог удержаться на этом посту всего два дня.
24 апреля комендантом стал командир 56-го танкового корпуса генерал Гельмут Вейдлинг, который наконец привел свежие силы для поддержки защитников Берлина. С его назначением оборона Берлина перестала быть просто фарсом.
Если бы нам потребовалось описать десять дней хаоса между вступлением Красной армии в восточные пригороды Берлина (20 апреля) и смертью Гитлера (30 апреля); если бы наше описание должно было представлять собой не более и не менее чем стратегический обзор ведения боевых действий в большом городе и если бы нам одновременно нужно было показать, что произошло с людьми, которые не сражались и даже не были пригодны для боя – некоторые из первых так и не добрались до своих позиций, – то нельзя придумать ничего лучшего, чем представить хронологический отчет, основанный на всех опубликованных фрагментах. Их вполне достаточно, чтобы заполнить несколько здоровенных шкафов, а ведь остается еще большее количество неопубликованных материалов. Здесь мы постараемся избегать акцентирования шокирующих и ужасающих моментов.
Не то чтобы таких историй не хватало. Нам рассказывали, что повсюду в центре города висели повешенные на фонарных столбах и мостах люди с табличками, сообщающими об их пораженчестве и предательстве. В других местах мы читаем:
«Повсюду валялись трупы. По некоторым из них проехали грузовики, и они были страшно обезображены. Еще не рухнувшие стены были изрешечены пулями. Никто точно не знал, откуда они прилетели и кто стрелял» (из неопубликованного отчета дивизии «Мюнхеберг» о пребывании в Берлине; цитата взята из копии, принадлежащей полковнику фон Дуффингу).
Или:
«На Кантштрассе горело множество машин. Соседний отель «Савой» был разрушен до основания… Возле Белль-Альянс-плац стояла невыносимая вонь от разлагающихся трупов… Вокруг станции «Зоопарк» люди лихорадочно рыли индивидуальные окопы…» (Там же; запись за 29 апреля 1945 г.)
Или еще: